— В семьях нашего круга, когда детям исполняется шесть, — пожала плечами Елена, — их переводят из детской и сажают за общий стол. С этого момента они два дня в неделю работают и четыре — учатся. Я начинала с того, что трепала шерсть. У девочек шести-семи лет тонкие нежные пальчики, и они могут очень ловко и быстро отделять самые тонкие шерстинки. Моя Мелисса пока ещё тоже треплет шерсть, но ей уже восьмой год, так что скоро её дед переведёт на другую работу. А я с шести до семнадцати перестояла за всеми станками и пересидела во всех конторах. Братьев у меня нет, отцу пришлось учить меня как юношу, чтобы, храни Девятеро, в случае его внезапной кончины я могла сама управлять фамильным делом. И да, обычным женским делам вроде ведения домашнего хозяйства меня тоже учили, так что мне доставалось вдвойне. В общем, я не благородная сира и знаю, что почём.
— Ух ты, — в восхищении сказала Катерина. — Вот ведь… А с виду такая дама — куда там сире Аделаиде! А платье-то у вас — неужто это сукно такое? Чистый шёлк с виду! Ох, завтра пошипят на вас, — она с искренним сожалением покрутила головой. — Половина дам, что в гости приедут, в бархатные платья обрядятся, да платья-то будут из бабкиных венчальных перешиты. А у вас вроде и сукно, да только поди стоит-то дороже бархата?
— Бархат разный бывает, — усмехнулась Елена. — И сукно тоже разное. Его величество не вникает в такие мелочи, так что в Указе о цене ничего не сказано. Ладно, о тряпках мы ещё наговоримся. Ты вот лучше скажи мне, есть у вас в городке алхимик? Или хоть травник настоящий…
========== Часть 3 ==========
Марк обещал, что попробует вырваться из своей обители на недельку, а вот от Альберта не приходилось ждать и этого. Он вообще после своего отъезда в столицу появлялся дома всего дважды, а о его браке с вдовцом на добрую четверть века старше, чем он, семья и вовсе узнала из письма, в котором Альберт просто ставил их перед фактом. Аделаида надеялась, что он всё-таки поможет племяннику освоиться в незнакомом, большом и шумном городе, когда придёт время посылать Кристиана на королевскую службу. Георг только неопределённо хмыкал, и Ламберт был с ним согласен: впечатление складывалось такое, будто Альберт стыдится своей неотёсанной «пограничной» родни. На последние гроши снаряженный, не знающий тонкостей столичного этикета, никаких связей не имеющий — нужен юный сир Кристиан не в меру практичному дядюшке!
Но с двумя старшими братьями или без них, а замковая часовенка могла вместить разве что семью барона. Даже полудюжине гостей пришлось бы стоять уже за порогом, а их было куда побольше. Так что обряд проводился в городском храме, куда набилась такая толпа, что дамы ещё до начала церемонии едва не падали в обморок от духоты и тесноты, а площадь перед ним запрудили принарядившиеся горожане. Сам храм был украшен ветками в золотых осенних листьях, плодами и цветными лентами. А ещё, сообразил Ламберт, на всех алтарях лежали новые покровы, очень яркие и дорогие даже на его неискушённый взгляд. И поверх старой, осыпающейся и почти выцветшей фрески, где Девятеро передавали свои Скрижали Первосвященникам, красовался теперь гобелен на ту же тему. Старшая жрица, проводившая обряд, кстати, тоже щеголяла в новенькой ризе из парчи, так густо затканной золотой канителью, что ткань с трудом гнулась и торчала жёсткими складками. Что из этого жертвовал будущий тесть, что преподнёс ещё до него пройдоха Вебер — Девятеро да старшая жрица знают, а Ламберт (и Георг, кажется, тоже) испытывали противоречивые чувства: как прихожане, они могли только радоваться обновлённому убранству храма; как сеньоры Волчьей Пущи, были слегка уязвлены.
Стоя у алтаря и борясь с желанием размотать или хоть ослабить на полпальца душивший его дурацкий галстух, Ламберт, изо всех сил держа на лице любезную полуулыбку, смотрел, как Август Ферр ведёт к нему по проходу свою дочь, а следом за ними с комичной важностью вышагивают очень серьёзные дети. И если девочке глаза и узкий «кошачий» подбородок достались, видимо, от отца, то мальчик был точной копией деда — похоже, кровь Ферров полностью перебила консортовскую. Держались все четверо с таким видом, словно это они — благородные сиры в двадцатом и более поколении, а невеста ещё и по сторонам слегка раскланивалась так рассеянно-любезно и снисходительно, словно задалась целью завести как можно больше врагов среди родственников и соседей супруга.
— Боги, — выдохнул где-то за спиной приехавший-таки на семейное торжество Винсент, — что ж мне отец не сосватал такую вдовушку? Матушкино имя, его должность и деньги тех же Ферров — да плевать я бы со всем этим хотел, что ублюдок. И плевать, что суконщица, зато какая осанка! А походка, как у виконтессы…