Женька - раз, Женька - два...

Женька пристроился на ступеньках дачи и стал читать. Это была очень старая книжка. Нарядная и когда-то твердая обложка теперь вытерлась и сломалась. Острые уголки распушились и посерели. От частого перелистывания устали страницы. Они уже не топорщились, как в молодости, а лежали тесно, одна к одной и расставались неохотно и трудно, когда нетерпеливый намусоленный палец разлеплял их. Но мальчик любил такие книжки, потому что именно такие оказывались самыми интересными. А эту про Малыша и Карлсона, толстого смешного человечка, с пропеллером на спине, он вообще знал почти наизусть. Но Женька снова и снова вчитывался в знакомые строчки. Ему казалось, что если прочитать еще один единственный раз, то он, наконец, поймет, как устроен мотор Карлсона. Поймет и сделает такой же — себе и маме. И тогда бы они виделись чаще…

— А ну, показывай своего знаменитого друга! — услышал вдруг Женька и поднял голову.

К нему подходили Женька-два и большой человек в светлой рубашке. Человек широко улыбался и протягивал издали руку — знакомиться.

— Это папа, — быстро сообщила девочка. — А это — Сергеев, Женька-раз. Так нас тут называют ребята.

— Здравствуй, тезка! Меня зовут Евгений Иванович. И, как справедливо заметила эта дама, — он шутливо поклонился в сторону дочери, — довожусь ей отцом.

— С-сергеев, — почему-то смутился Женька, пожимая руку Евгения Ивановича.

— А я — её мама, Людмила Петровна, — подошла ближе маленькая темноволосая женщина.

Только сейчас Женька-раз заметил её. На него весело смотрели знакомые черные глаза. И вообще она здорово походила на Женьку-два. Мальчик неуклюже кивнул, улыбнулся и снова смутился: здороваться с ней за руку или нет?

Выручила Женька-два.

— Он ужасно способный, — затараторила она. — Он знает все новые модели самолетов. И старые — все! Он рисует здорово. И в «поддавки» умеет, и в шахматы! А сейчас Женька планер строит, к соревнованиям. Уже звездочки нарисовал, а он все равно криво летает… Папа, поможешь? — и, не дожидаясь ответа, задала следующий вопрос, на этот раз — своему другу. — Еж не убежал?

— Не-ет.

— Мы утром ежика поймали, идем — покажу! — потянула родителей Женька.

— Доченька, — мягко возразила Людмила Петровна, —может быть, лучше на речку?.. Вот и Женю позовем. Хочешь с нами, Женя?

Он с готовностью кивнул.

— Только воспитательницу надо предупредить. И книжку отнести.

— Я сбегаю! Давай сюда книжку! — подскочила Женька-два. — Идите, я догоню! — крикнула она, убегая.

Река встретила их разноголосым шумом, смехом, визгом. Похоже, здесь собрался весь лагерь. Обычно ребята ходили к малюсенькой речонке, которая протекала вблизи лагеря. Там они умывались по утрам, и когда им разрешали, бродили по щиколотку в воде, ловя панамками увертливых мальков. И только по воскресеньям, когда приезжали родители, детей, отпускали на реку, настоящую, широкую, с пароходами и грузовыми баржами, с протяжными гудками и резкими криками ласточек-береговушек.

— Пойдемте к Утесу, — предложил Женька-раз. — Там народу меньше, и нырять можно.

— Дело! — поддержал Евгений Иванович. — А как наши дамы?

«Дамы», привычно включаясь в игру, милостиво наклонили головы. Мальчик фыркнул, — это показалось ему забавным.

К Утесу вела протоптанная множеством больших и маленьких ног тропинка. Она змеилась по обрывистому берегу реки, иногда подбегая к самому краю, иногда скрываясь в светлом, веселом лесу, идти по которому было необыкновенно приятно и радостно.

Женька и Людмила Петровна наперегонки собирали цветы. Их яркие купальники то и дело мелькали среди деревьев.

Мужчины молча шагали по густо усыпанной хвоей тропинке. Шаги получались мягкие, неслышные, охотничьи…

Женька-раз старался попадать в ногу с Евгением Ивановичем. Иногда он сбивался, не поспевая за широким шагом этого большого человека, и когда снова выравнивал шаги, коротко взглядывал на него: заметил ли? Снизу Женьке были видны твердо сложенные губы, крутой, рассеченный вертикальной складкой подбородок, сильная грудь в треугольнике распахнутой рубашки. А рядом, совсем близко, ритмично двигались крепкие руки, темные от загара, с голубыми ручейками вен, стекавшими к самым пальцам.

«Как папа… — подумал Женька, и ему вдруг захотелось взяться за эту широкую и, наверное, твердую ладонь.

Они облюбовали полянку по соседству с Утесом. Женька-два бросила охапку только что нарванных с таким азартом цветов и убежала с удочкой вниз к реке. Она была заядлой рыбачкой и могла целыми часами терпеливо караулить поплавки, принося в жертву и купание, и удовольствие погрести веслами.

Людмила Петровна расстелила коврик и легла загорать, подставив незащищенное лицо солнцу.

«Правильно», — мысленно одобрил Женька-раз. — Мама тоже никогда не закрывается».

Он стоял на Утесе, на самом краю, тоненький, длинный, обхватив себя за плечи.

— Трусишь, тезка? — подошел Евгений Иванович.

Женька протестующе мотнул головой.

— Сплаваем?

— Сплаваем!

— На тот остров?

— Ага.

— Ну, добро… Женька! — наклонившись над обрывом, крикнул Евгений Иванович дочери. — Готовь уху!

— Ладно! — донеслось с берега. — Не мешайте только!