Женщина Альфы

— Хватит, — решительно перебила девушка. — Я всё знаю о том, что он со мной делает. Мне не нужно пересказывать это с такой жуткой — и отвратительной — точностью, — она перевела взгляд на женщину. — Как получилось, что ты так легко понимаешь и принимаешь то, о чём я говорю, когда он не может? Почему ты не смотришь на меня так, будто я предательница, как это делает он?

Улыбка старухи была почти такой же привлекательной, как у Водта, если это вообще можно было назвать улыбкой.

— Потому что я помню истории, которые мама рассказывала мне в детстве. Я думала, что всё это сказки, но я любила их. Я запомнила каждую из них. Мама была там — мама жила, когда жила и ты. До конца. Она тоже говорила о «годах». И временах года, и танцах, и музыке, и деревьях, и дожде… что бы это ни было… это звучит намного приятнее, чем постоянная борьба за выживание, как у нас сейчас.

— И чем, по её словам, всё закончилось?

— Гуминт (прим. Гуминовые вещества — это природные компоненты, применяемые во многих отраслях промышленности, от красителей до буровых растворов, а также в сельском хозяйстве, где они выступают в качестве стимуляторов роста). Она ругала гуминт. То, что они сделали, изменило всё, даже нас. Мама любила повторять, что они, пытаясь сделать всё лучше, сделали только хуже, — её глаза сузились. — Ты всегда была Омегой, даже раньше?

Эмили кивнула. Всё начало рушиться ещё в её время, поэтому она совсем не удивилась, услышав, что те преобразования привели к катастрофе.

Это была ещё одна причина — помимо потери — стать добровольцем.

Девушку мучило предчувствие, что всё закончится плохо, но она надеялась проспать самые суровые годы и проснуться в мирное время, в другой эре.

— Мой вопрос даст тебе ответ: все называют меня Омегой, но я понятия не имею, что это такое. Ты мне скажешь?

Старуха заёрзала на стуле.

— Омега бесценна. Омега — пара Альфы, как ты для него. Альфы сильные, доминирующие, свирепые, защищающие — это всегда мужчины. Омеги маленькие, хрупкие и слабые. Они заставляют Альф раскрыть свою истинную природу защитника во время связывания.

— Значит, общество навсегда разделилось на доминирующих и покорных? Больше ничего нет?

— Есть Бета-самцы и Бета-самки, некоторые из них доминируют, другие — покорны. И хотя они могут спариваться с другими Бетами и Альфами — они не могут производить потомство.

— Беты спариваются с Омегами?

Женщина снова хихикнула.

— Как будто Альфа позволил бы Бете сделать это. Зачем, если не будет детей? — она глубоко вздохнула, решаясь задать вопрос: — Там, откуда ты пришла, всё было не так?

Эмили не стала поправлять её насчёт того, откуда она пришла.

Она мягко улыбнулась и с лёгкой грустью заговорила.

— В моё время таких вещей не было. Мужчины не были такими доминантами — очень редко — и все делали то, что хотели. Женщины были юристами, врачами, воинами и лидерами, как и мужчины. Я была медсестрой. Еды было вдоволь, как и развлечений, и детей, и животных…

— Так было намного лучше, — вздохнула старуха.

— Намного лучше.

После минутного молчания Эмили погладила руку женщины.

— Спасибо, что поговорила со мной, ты дала мне столько информации об этом новом для меня мире. Я очень ценю это. Могу ли я что-нибудь сделать для тебя — не то чтобы я многое могу — я бы хотела по возможности отплатить тебе тем же.

Женщина в нерешительности закусила губу. Было видно, что она очень хочет о чём-то попросить.

— Вперёд. Если я смогу сделать что-то или достать необходимое, я непременно сделаю это.

— Не могла бы ты… нет.

— Пожалуйста. Позволь мне помочь тебе, как ты помогла мне.

— Не могла бы ты сэкономить… немного… — она замолчала, опустив худые плечи. — Нет. Не могу.

Эмили попыталась сообразить, что же у неё есть — а этого было очень мало — что могло понадобиться старухе. А потом догадалась. Личный опыт подсказал, в чём может нуждаться более всего одинокая старая женщина.

Еда.

Девушка подтолкнула тарелку через стол.

— Ешь.

Но женщина решительно тряхнула головой, отстраняя предложенное.

— Я не могу.

— Почему нет?

— Это не твоё. Если я поем принадлежащее лорду — даже крошечный кусочек — и он узнает об этом, то решит, что я воровка, и прикажет избить меня. Меня вытащат во двор и изобьют. Если же лорд решит, что я вынула еду из твоего рта, особенно когда ты можешь носить его ребёнка, то прикажет забить меня до смерти.

Эмили затаила дыхание от услышанного. Всё было сказано без осуждения и злобы — даже без особой интонации — любого рода. Просто так было заведено.

Такое уж время.

Водт был здесь господином, и всё происходило по его приказу.

Никаких вопросов.

И не удивительно, учитывая описание жизни за пределами этой комнаты.

Как же она сама смогла продержаться так долго в одиночестве, не имея ни малейшего представления, насколько жестоким стал мир?