– У вас на столе уже лежит первое дело. Пенсионерка на инвалидности и многодетная мать меняли друг другу пятьдесят долларов. Экономическое преступление! Статья… сто семьдесят два, да?
– О господи! – закричала Ева и села. – Какой кошмар!
– Вот я и говорю, кошмар. Я так подумал, неужели Ева Николаевна будет этим заниматься? Стыд, да и только. Нет, вы не подумайте, у них не всегда так. Это просто конец месяца, там у банков, наверное, весь оперативный состав отдела сегодня пасется. Вот Максимову повезло больше, у него два мужика тыщу меняли с рук. Короче, допрос проведен по всей форме, протоколы составлены, сегодня, понимаете, указ вышел об обмене только по паспортам. Удачный день, говорю, в этом плане, – неуверенно добавил Волков, видя полное отчаяние на лице Евы. – Нет, вы меня поймите, я буду незаменимым, я все сделаю, землю рыть буду! Просто я понял, что отдел убийств не по мне.
– Здесь тоже бывают трупы.
– Да не боюсь я трупов. Это у меня на китайцев такая аллергия.
В комнате повисла унылая тишина. Перед Евой отчетливо и почти осязаемо возник Николаев, подмигнул, кивнул в сторону Волкова и покачал головой. Ева решительно стукнула по столу рукой. Волков понял, что она сейчас скажет.
– Ладно. Подожди. Не горячись! У меня есть и кое-какие достоинства. Я знаю, ты стреляешь лучше всех. А я – дерусь. Серьезно, не смотри так, у меня отличная подготовка по борьбе, почему я и пошел в органы. Я покажу тебе все мои приемы, ты сможешь шею потом ломать даже горилле в сто килограммов, нежно и незаметно.
Как только Волков перешел на «ты», Ева странно успокоилась, а Николаев исчез. «Он же почти моего возраста… Какая, в конце концов, разница».
– Уговорил. А что тебе за выгода, Волков, я женщина нервная, своенравная?
– У меня шкурный интерес, я потом объясню. Можно мой стол здесь поставить? – он показал на угол с искусственным цветком.
В обед зазвонил телефон. Гнатюк говорил тихо и медленно, Ева иногда даже не понимала некоторые слова.
– Молчи, я знаю, что ты скажешь. Ты можешь думать что угодно, ты упертая, но я не имею отношения к этой обойме. Посиди. Отдел неплохой и очень профессиональный, в следующем году переведем обратно.
Ева положила трубку на стол и внимательно рассматривала процесс перемещения цветка к двери, а когда подняла и послушала, там были короткие гудки.
«Я не буду с тобой трахаться, – сказал вчера утром Володя-сантехник. – Ты не здесь и не со мной, я так не люблю, я вчера, пока ты спала, стре
лил утку, хо-о-рошая утка, я тебе скажу! Вот это – класс, вот это приятно!»– Волков! Ты, случайно, не знаешь, где у нас психолог разместилась, у нее есть кабинет?
– Тебя – к ней, или ее – к тебе?
– А ты можешь?
Волков уже выскочил из кабинета.
Далила пришла минут через десять, оглядела кабинет.
– Это повышение?
– Это – унитаз, я в нем плаваю, но воду пока не спустили! Это у меня такие чисто профессиональные ассоциации, – добавила Ева на всякий случай, видя непроницаемое лицо Далилы.
– Я слышала, тебя собираются повысить в звании.
– Чего только не бывает. Ты извини, что я тебя пригласила к себе.
– Ну! Мне этот шустренький сказал, что приглашает на чай с пиццей в свой кабинет, не против ли я, если и ты там будешь?
– Хватает с лету. У меня нет пиццы.
– Он очень быстро убежал вниз, наверное, сейчас принесет…
– Далила… Извини, что я тебя бросила за городом. У меня к тебе вопрос. Не по существу.
– Это ты извини, но я на работе, и вопросы не по существу отпадают. Если у тебя профессиональные проблемы, странные ассоциации, проблема с контактностью, сомнения в честности и верности коллег, я – к твоим услугам, я принесла тебе мое заключение для сегодняшней комиссии, ознакомься. Здесь написано, что тебе практически невозможно помочь.
– Я что – псих?
– Я не психиатр, я психоаналитик. Это разные вещи. Я могу помочь тебе адаптироваться в новом коллективе, могу посоветовать, как правильно себя вести в стрессовой ситуации, но опять же – не индивидуальной, а массовой ситуации, и это только тогда, когда ты осознаешь, что тебе нужна помощь. Но я не смогу определить тот особый комплекс истерии, который появляется у тебя при определенным образом смоделированной ситуации – например, на допросе.
– Значит, у меня – комплекс истерии?
– Не выдергивай из моего объяснения приятные для слуха вещи. Моя работа подразумевает какой-то результат. Этот результат должен быть конкретизирован. На фактах. Ради здорового климата в коллективе. Меня интересуют не твои страдания, а тот самый унитаз, который ты только что ассоциировала.
– Ладно. Ты меня утомила. Ты меня еще наблюдаешь, или все выводы уже обозначены?
– Ну, скажем так, ты мне больше неинтересна. Я тебя поняла. Не веришь?
– Слушай, я не знаю, что ты там поняла, но из твоих слов получается, что как только произносят слово «допрос», со мной случается припадок и я «стре
лю» заключенного, словно утку. Если бы знала о специально проведенном обыске в медкабинете, о лекции следователя Калины перед этим, ты бы здорово озадачилась этой коллективной подготовкой! Это же была провокация!