Женщина–апельсин

– А насчет интересного, есть дело, просто конфетка – денежное и очень запутанное. Мне сегодня сказали, что у нас тоже есть антиквары.

– Встречаются…

– Нет, что получается. Допустим, продаются с аукциона разные ценности, так они, антиквары, в одном зале не сидят, чтобы не нагонять цену. Один покупает там, другой тут – потом пару раз в году собираются вместе и продают друг другу.

– Зачем это?

– Вот! Они ж не себе покупают, а богатеньким, на заказ! Ну, там какое дело. Звонишь ты, к примеру, антиквару и говоришь, что хочешь портсигар, принадлежавший Наполеону. Ну захотелось тебе, и все! Антиквар говорит – без проблем. У него портсигара нет и быть не может, но он сообщает своим, что ему нужно. Те говорят, что нужно им. Рассасываются по разным местам, у кого скупают, где на аукционах перехватывают. Потом собираются вместе, выставляют все свою добычу и играют в закрытый аукцион. Твой антиквар покупает тебе портсигар или меняет его на какой-нибудь горшок. К этой сумме прибавляет издержки плюс моральный ущерб, то бишь полученное им в процессе поиска удовольствие. И называет цену тебе.

– Скучно, – сказала Ева.

– Подожди, это только первый день, потом все так завертится, и публика тут совсем другая. Опять же, шулеры-картежники, ты не кривись, я ж не про мелкоту всякую. Эти играют по-крупному, без казино всяких и налогов, естественно, суммы фантастические, у них свои авторитеты и специалисты.

– Помру со скуки…

– А толстые мальчики в красных пиджаках, когда на них налоговая уголовное дело заводит, становятся очень даже пугливыми и глупыми! А уголовные дела на налоговых боссов, это ж мечта! А умные дяди и тети финансовых пирамид!

– Все. Замолчи, похоже, я просплю здесь не один месяц.

– Ну, тогда тебе просто повезло, что я такой активный!

– Ты – просто погремушка.

– Что это такое – погремушка?

– Не знаю. Яркая такая, вроде волшебная, а внутри – горох сушеный. Ты же должен быть принципиальным, правильным, за тобою борьба, высшее образование…

– Я очень принципиальный. Ты даже не представляешь, какой я принципиальный, только мои принципы – это жизнеспособность. Я сделал себя, я – лучший, почему же мне не сделать самому себе приличную жизнь, не причиняя при этом вреда государству, которое не может мне эту жизнь обеспечить??

– А что тогда, по-твоему, делаю на этой работе я?

– Занимаешься романтикой и самокопанием, но тешишь себя надеждой, что искореняешь зло. А его нет, зла! Учись у Востока. Зло само по себе не существует, оно живет внутри добра. Вот так. А добро – внутри зла.

– Эти твои принципы… Ты всем рассказываешь о них? – Ева словно проснулась и с интересом разглядывала Волкова.

– Нет. Только тем, кого выберу.

– Почему ты выбрал меня? Почему? – спросила Ева, поднимаясь со стула.

– А ты проблемная. Не в ладах с начальством, и вообще… Ты отстреливаешь крутых мальчиков на допросах, как только им дают срок. Ты уже приговорила их к смерти, а им дают лет пять-восемь. Ты тоже пытаешься определить себя, но не понимаешь, что рассудительный практицизм лучше романтического максимализма.

– Получается, что ты предлагаешь использовать мой романтизм на практике? Слушай, Волков, может, ты просто издеваешься?

– Пошли лучше в зал, выпустишь пар, а я покажу тебе несколько приемов. Ты ведь держишь меня за урода, но и твоя красота вредит, потому что ты ее себе не делала, тебе ее дал бог, а бог часто бывает таким неразборчивым.

Часть II Добро пожаловать в мир мужчин, или Инфантильные игры

Октябрь