Женщина без мужчины

— Он борется против привилегий и роскоши.

— Мы здесь не роскошествуем. Это экспериментальное хозяйство Советской Армии по самообеспечению. Здесь каждый сыт, пьян и нос в табаке! Таких хозяйств множество в ведении Министерства обороны. Вам будет интересно лицезреть, как мы разводим норок? Могу предложить экскурсию по заснеженным полям. На тройке лошадей. «Гайда тройка! Снег клубится у коней из-под копыт!»

— Не считайте меня занудой, но я хочу докопаться до сути вещей. Только лишь армейский порядок может сделать Россию счастливой?

— Без сомнения! — Александр молча вышел в соседнюю комнату и тут же вернулся, вытолкнув сапогом на ковер сверкающий лаком и хромированной окантовкой пылесос. Он включил его и стал водить щеткой по роскошным коврам, застилающим комнату. Пылесос, яростно гудя, втянул в себя содержимое пепельницы. Натали была уверена, что эта мощная машина втянет и ее самую, если хозяин того пожелает.

— Там что, установлен танковый двигатель?

— Почти угадали, — усмехнулся Александр. — Это продукт конверсии наших ракетных заводов. — Он уменьшил ревущий звук. — Любая домохозяйка может запросто избавиться от надоевшего ей мужа. Достаточно только включить пылесос. Нам обеспечен рынок в Соединенных Штатах.

Натали сделала вид, что оценила его шутку.

— Слишком много шума! — сказала она.

— Ученые подумают, как его уменьшить. На то им даны мозги, которые мы оплачиваем. Тот, кто хорошо работает, тот и неплохо кушает.

— А кто оценивает качество работы?

— Специалисты, такие, как я. Я, например, специалист по танкам.

— Я думала, по вертолетам, — съязвила Натали, вспомнив ночной полет от Кремля над Москвой.

— Вертолет в наше время — это тот же танк, только летающий. Афганская война доказала это.

— Что-то здесь не пахнет коммунизмом по Марксу и Ленину.

— Они были евреи, а мы русские. Мы привыкли брать крепости штурмом, а не осаждать их.

Его взгляд был красноречив. Он готовился к штурму «крепости». Натали предупредила его на случай, если он проявит излишнюю агрессивность:

— Я привыкла бывать на приемах и выслушивать монологи. Это моя работа.

— Коммерция? Торговля?

— Я еще и финансист в прошлом. До встречи с Уоллесом.

— Он научил вас, как развязывать языки. Я это понял, но мне наплевать, кому и что вы передадите. — Александр в одиночку выпил свой стакан водки. Новая порция алкоголя повергла его в мрачное настроение.

— Вы хотели показать мне норок. Ваш питомник.

— Не думаю, что вам это интересно. Вы их навидались достаточно.

— Только в виде шкурок. Выдубленных и подготовленных к шитью. И никогда живьем.

— Сейчас темно. Слишком темно… на дворе, — повторил он зловеще. — И холодно, и голодно. Голод — не тетка, есть у нас такая поговорка!

— Вы лишили меня кремлевской трапезы.

— Я вас накормлю.

Его сильные пальцы впились в руку Натали. Он провел ее через анфиладу низеньких темных комнат и усадил за уже накрытый на двоих стол. В камине жарко горели дрова. Отблески огня отражались в хрустале и серебре столовых приборов.

— Ваши военные еще не изобрели скатерть-самобранку?

— Пока нет. Зато у нас есть Надежда, Надя — единственная и неповторимая.

Колыхая широкими бедрами, вплыла Надя, обтянутая военной формой. Впереди своего выдающегося бюста, достойного премии на конкурсе «Мисс Мира», она несла поднос с горячими яствами.

— Госпожа Невская специально приехала из Америки, чтобы отведать твоего супчика, Надюша. Познакомьтесь, Наталья. Вот кто кормит и поит нашу Советскую Армию.

Надя тут же залилась румянцем. Ее крепкая сильная ладонь коснулась руки Натали. Это было рукопожатие не только поварихи-служанки и не только армейской спортсменки, это было прикосновение разъяренной от ревности любовницы.

— Екатерина Великая ела суп и щи утром, днем и вечером. И потчевала ими своих фельдмаршалов. Потом, после приема у императрицы, они дома вдосталь наедались свежего мясца.

Александр, как хищник, отрывал зубами куски от жареного бифштекса.

— Наша пища вам не по вкусу? — осведомился он, заметив, что Натали только попробовала предложенные ей кушанья.

— Я наелась. Вдоволь. — Истинно русские выражения действовали на молодого Лапшина успокаивающе.

— Тогда пойдем наверх, пить кофий! Надька, подай его туда. С бренди, да получше! — Лапшин, казалось, играл роль Распутина из старых голливудских лент.

«Наверх» — означало лечь с ним в постель. Натали представила, как она убегает отсюда: поднимает тяжелые металлические засовы, выскакивает во двор, освещенный прожекторами, и под улюлюканье одичавших в этой глуши солдат спасается от преследующей ее стаи волков. Пугающая перспектива!

Она пошла вслед за покачивающимся на ходу военачальником на второй этаж. В каждой комнате он зажигал и гасил люстры, демонстрируя афганские и персидские ковры, европейский фарфор и серебро, скандинавскую мебель, смесь роскоши и дурного вкуса. Его кровать была необъятна, как Тихий океан, и окружена зеркалами в металлических рамах.

— Если хочешь освежиться… — не очень отчетливо пробормотал Александр и указал на дверь, ведущую в ванную.