Женщина без прошлого

— Неужто помер Вениамин Прокофьевич? Да и то, пора ему скопытиться. Вот радость-то какая! Вы уж будьте покойны, по первому разряду обслужим…

— Жив дедушка, жив, — оборвал Веня неуместный восторг, — чего и вам желает. И даже помнит вашу былую честность и высокую направленность духа. И надеется, что вы захотите послужить восстановлению справедливости и воссиянию света истины по сходной, не слишком высокой цене.

Сифоныч еще больше встревожился, во взгляде его проступила явственная тоска.

— Отчего же не послужить… — тоскливо промолвил он. — Только я ведь давно оставил прежнюю специальность, поскольку после известных событий совершенно разуверился в ней.

Врал наш Сифоныч, ох врал! Веня, конечно, об этом вряд ли когда узнает, да только не для того бывший домушник устроился на непыльное место кладбищенского сторожа. Амбициозные прожекты туманили его смятенную жизненными неудачами душу. Мнилось ему что-то невероятное… Похороны миллиардера, чьи унизанные первосортными бриллиантами руки надменно скрещены на выпирающем пузе, а золотой брегет весом не меньше семисот граммов прощально тикает в кармане пиджака… Похороны маршала, чья рыдающая родня несет на подушечке орден Андрея Первозванного, тоже усыпанный бриллиантами и платиной… Похороны тихого еврея-ростовщика, которому вместо традиционной подушечки-думки заботливые родственники кладут под голову набитый золотом полотняный мешочек, чтобы покойнику легче жилось в загробных высях…

Да только ничего этого на поверку не оказалось! Не было ни миллиардеров, ни маршалов, ни евреев-ростовщиков, да и откуда в наших стоеросовых краях возьмется этот столичный бомонд… Только и радовался Сифоныч, когда провожал в последний путь погибших в перестрелках братков. Впрочем, навар с них небогатый — поддельные под Картье китайские часы, цепочки дешевого турецкого золота и фальшивые перстни… Ошибся Сифоныч, ох как ошибся в своих честолюбивых устремлениях! Завял душой, опустился морально, стал сшибать по мелочи и чрезмерно увлекаться алкоголем, что раньше считал для себя недопустимым.

Вот и теперь, когда подозрительный визитер, сказавшись внуком досточтимого Вениамина Прокофьевича, потребовал от него неприятных, но вполне выполнимых вещей, Сифоныч только крякнул:

— Ладно, что же… Для воссияния света справедливости… Готов послужить за умеренную плату!

Договорились, что Веня на днях забежит справиться о выполнении задания, а потом купюра из ладони посетителя, шелестнув крылышками, обрела своего нового владельца.

— Смотри, Сифоныч, только без фокусов, — на всякий случай предупредил Веня. — Это задаток.

— Фокусам не обучен, — сурово произнес Сифоныч и пошел разыскивать могилку, о которой ему говорили.

Кажется, он обиделся.

Сифоныч (через два дня)

Вот какая история с вашим поручением получается… Неудобно даже рассказывать, потому что подобное стечение обстоятельств может вызвать недоверие, подозрительность и сомнения в моей безусловной правдивости. Да только нам смысла нету заливать, потому как нам выгоднее с Вениамином Прокофьевичем поддерживать факел искренней дружбы, который мы запалили еще в славные времена шестидесятых годов, в легендарное время тамбовской банды, когда мы с Вениамином Прокофьевичем были соседями по коммунальной квартире и вместе недосыпали ночами, мечтая эту банду изловить. И с тех славных пор я храню в душе непререкаемую честность и стремлюсь к высоким показателям труда.

С вашей могилкой прямо один грех получился! Я ведь денно и нощно охранял ее, эту вашу родственницу или подсудимую. Я ведь прямо дневал и ночевал в ее оградке, прямо глаз не смыкал, ожидая момента, чтобы безболезненно определить содержимое ее последнего убежища согласно вашей добровольно оплаченной просьбе.

И вот однажды, проснувшись поздно вечером, отправился я за инструментом в подсобку, чтобы наконец удовлетворить по мере своих скромных сил ваше неукротимое любопытство. И уже готовился подрыть лопатой землю при свете рано взошедшей луны, которая, надо признаться, заливала окрестности неприятным мертвенным светом, как вдруг в отдалении послышались неверные, крадущиеся шаги.

Я, конечно, насторожился, лопату в сторону отложил, чтобы не вызывать у запоздалого посетителя законных опасений относительно моей незаконной деятельности. И конечно, за ближайший холмик схоронился, чтобы не смутить его своим пристальным вниманием и не спугнуть его в неукротимой родственной горести. Или в его стремлении похищать чужие венки и продавать их на воскресном базаре под видом изделий собственного производства. Или в его желании воровать чужие памятники для своих собственных покойников. Или делать то, что я один имею право делать, как уполномоченный гражданин и дипломированный ночной сторож.