Женщина Габриэля

Ей не нужна сумочка — он может оставить ее себе. Яд. Ее зубную щетку. Ее гребенку.

Шпильки.

Он не останавливал ее.

Дверь была изготовлена из блестящей, как зеркало, древесины, не коричневого, не желтого, а какого-то промежуточного оттенка. Гувернантка внутри Виктории узнала в ней атласное дерево, растущее в Индии и Шри-Ланке.

Дверь не была заперта.

Не должна была быть.

Официант, который привел ее в библиотеку, стоял навытяжку с другой стороны двери. Виктория не сомневалась, что он тоже носит под черным фраком пистолет.

— Подай поднос, Гастон. — Слишком знакомый голос скользнул вдоль ее позвоночника, более гладкий, чем атлас. — И чайник. Мадемуазель останется с нами.

— Очень хорошо, месье.

Гастон мягко закрыл дверь из атласного дерева перед лицом Виктории.

Она развернулась. Платье запуталось вокруг лодыжек, волосы взметнулись, сердце прыгнуло к самому горлу.

— Вы не можете держать меня здесь против моей воли.

— Au contraire.[13] — Габриэль скорей был повернут лицом к ней, чем к столу. — Если бы ваша жизнь не была несущественной, мадемуазель, вас бы здесь не было.

Бездушная отставка ее жизни на мгновение лишила дыхания.

— Вы не хотите меня, — не в силах справиться с собой, сказала Виктория. Она сжимала шерстяной плащ, как спасительный якорь.

— Вы бы удивились, узнав, чего я хочу, — многозначительно ответил он.

Следя. Выжидая.

Как будто здесь была опасна именно она, а не он.

— Вы и не собирались ложиться со мной, — опрометчиво обвинила его Виктория.

— Да, — согласился он. Свет и тьма мерцали в его серебряных глазах. — Я не собирался ложиться с вами.

— Вы приказали мне раздеться, — сказала она. Ей не было нужды добавлять: зная, что не возьмете меня.

Он видел ее жалкие самодельные подвязки, сморщенные чулки, изношенные панталоны, потертые ботинки.

Его серебряные глаза оставались холодными. Непроницаемыми.

— Почему? — Крик Виктории отскочил от потолка, обежал бледно-голубые эмалированные стены. — Почему вы лгали мне?

Почему он обольщал ее образами сплетенных тел, истекающих потом после разделенного наслаждения?

Почему он сказал ей, что находит ее желанной?

— Я должен был знать, — просто ответил он.

Прежде она ошибочно принимала мимолетные тени в его глазах за сожаление; она не сделала этой ошибки снова.

— Что вы должны были знать? Как далеко зайдет девственница, чтобы получить деньги? — Виктория старалась, чтобы в ее голосе не прорвались визгливые нотки страха. — Вы продали ваше тело. Уверяю вас, сэр, я зашла бы намного дальше, чем стоять над вами, тряся грудями вам в лицо.

Ее рот резко закрылся, и она услышала эхо своих слов.

Голубые эмалированные стены сжимались, пока она не почувствовала, что они давят ей на спину, грудь, бока.

Она взяла бы его в рот.

Она взяла бы его в любое и во все свои отверстия.

И он знал это.

Было совершенно ясно, что ее девственность не имеет для него никакого значения. Но это было все, что у нее осталось.

И это он тоже знал.

— Я должен был знать, есть ли у вас оружие, мадемуазель, — просто ответил он.

— Вы приказали мне снять панталоны, — она глотнула воздух, — чтобы увидеть, не спрятала ли я в них оружие?

— Да.

— Где, по-вашему, я скрыла бы это оружие — в моем влагалище?

— Возможно.

Виктория уставилась на него.

— Надо же, какой мы, женщины, опасный пол. И какой удачливый. — Пузырек смеха, пойманный в ее груди, поднялся к горлу. Она вспомнила старшего брата своей бывшей подопечной, который поглощал ужасные грошовые романы, описывавшие американское пограничье. — Нам не нужна кобура, у нас есть наши влагалища, всегда наготове.

Смех, добравшийся до ее горла, не отразился в его глазах.

— У мужчин тоже есть полости, мадемуазель, — откровенно ответил он.

Пузырек смеха лопнул.

Виктория вспомнила… Emp'etarder… принимать что-либо через задний проход.

Унижение обожгло ее щеки.

— Я сомневаюсь, что женские — или мужские — отверстия предназначены для размещения пистолетов, сэр.

— Ножи столь же смертоносны, мадемуазель. А пистолеты меняют размеры и модели.

Да, это было довольно модно среди женщин — носить ожерелья или даже серьги из миниатюрных пистолетов с движущимися частями.

— Вы чувствуете необходимость обыскивать всех женщин, которых покупаете? — лаконично спросила она.

— Я не покупаю женщин для секса.

Он покупает женщин, чтобы убивать?

— Тогда я в недоумении, почему вы предложили за меня цену.

— У вас есть кое-что, чего хочу я.

— Вы сказали, что не хотите моей девственности.

— Я хочу имя мужчины — или женщины — того, кто послал вас ко мне.

Раздражение вытеснило страх.

— Я сказала вам, что никто не посылал меня в дом Габриэля.

Виктория по собственной воле решила продать себя.

— Тогда скажите мне имя женщины, которая дала вам сулему.

За шелком его вежливого голоса была твердая сталь.

— И если я сделаю это?

— Я найду эту особу.

— А если нет?

— Она умрет.

Она не уступит истерике.

— А когда вы найдете эту женщину? Что вы с ней сделаете?