Те две тысячи фунтов и те угрозы, которые он во время своего непонятного освобождения получил от Андреа Бёрден, имели такой же эффект, как если бы она подарила ему пару позолоченных свинцовых башмаков и выбросила его в открытое море. Сейчас — по прошествии семи недель — он собирался устраиваться на дне на покой.
Рядом с ним стоял Самсон. Джонни смотрел на пса слезящимися, но ласковыми глазами. Шерсть его была густой и блестящей, когти коротко пострижены, глаза ясные, морда — прохладная. Он стоял так, как стоят только доберманы, словно они непрерывно позируют для календаря Клуба собаководов на следующий год. Когда Джонни — уже очень скоро — не станет, фургон должен быть продан, а вся сумма от продажи пойдёт на Самсона, чтобы ему хорошо жилось. В это мгновение собака сияла беспечным довольством и той отвагой, которых у самого Джонни никогда не было.
И вдруг наступила неожиданная перемена. Блестящая шерсть на спине Самсона встопорщилась, так что собака мгновенно стала похожа на жёсткую щётку. Уши её прижались к голове, а зубы обнажились. Потом собака опрокинулась на землю и, слабо заскулив, заболтала всеми четырьмя лапами в воздухе.
Джонни склонился над собакой. Самсон не был болен, у него не было судорог, и свалился он не от боли. Он лёг, изображая безоговорочное смирение.
Джонни огляделся по сторонам. Единственным живым существом поблизости был стоящий в нескольких метрах человек, который, облокотившись на ограждение, наблюдал за лошадьми.
— Как там? — спросил Джонни.
Мужчина медленно обернулся.
— Простите? — сказал он.
При звуке этого голоса Самсон окаменел.
— Кто выиграет? — спросил Джонни.
— Лошадь в красной попоне, — ответил человек. Джонни попытался сфокусироваться на лице стоящего перед ним человека. Кэмптон-Парк — место среди лондонских психов популярное. Лицо человека было широким и бесхитростным. Типичный псих. Но идиотам иногда везёт. Джонни подозвал букмекера и поставил свои последние сто фунтов на лошадь в красной попоне.
Уже несколько недель как Джонни продал свой бинокль, потому что всё равно уже не мог твёрдо держать его в руках. Теперь он следил за полем невооружённым глазом. Их с незнакомцем лошадь пришла первой, опередив на целый корпус фаворита.
Джонни получил выигрыш. Потом постарался сосредоточиться на незнакомце.
— Откуда ты это знал? — спросил он.
Мужчина снял тёмные очки.
— Я чувствовал… запах гормонов, — объяснил он. Что-то тревожное, беспокойное было в его лице.
Джонни повернулся и пошёл прочь.
Мужчина последовал за ним. Джонни ускорил шаг. Тот не отставал. Джонни остановился, резко обернулся и протянул ему половину купюр.
Человек покачал головой.
Волосы на голове Джонни встали дыбом. Он не вспоминал о дьяволе с самого детства. Теперь семь недель алкогольного отравления приглушили настоящее и воскресили его детство. Это дьявол явился, чтобы забрать его.
Он засунул всю пачку денег в карман мужчины. Тот шагнул к нему, и Джонни вдохнул отдающий палёной резиной запах пламени преисподней. Вокруг него обвилась рука, и его оторвали от земли. Джонни закрыл глаза.
— Возьми меня, — сказал он. — Но пощади собаку.
Та ночь два месяца назад, когда он приютил Эразма с Маделен в своём фургоне, была самой прекрасной в жизни Джонни. Из той грязи, которая многие годы наполняла его существование, он неожиданно вытащил мерцающий экзистенциальный подарок.
Он знал, что подаренное ему в ту ночь было слишком ярким, чтобы длиться долго, он смиренно снял это воспоминание с крючка и забросил подальше, без всяких надежд на его возвращение. Теперь ситуация повторялась, и ещё удивительнее, чем раньше. В его фургоне, вокруг стола, под которым дрожал Самсон, сидели Маделен и обезьяна — бок о бок с ним.
— Мы хотели спросить, не можем ли мы пожить здесь какое-то время, — сказала Маделен.
Чувствуя головокружение от счастья, Джонни потянулся к раковине, полной стаканов с опивками, намереваясь прибраться в связи с приходом гостей. Маделен накрыла его руку своей.
— Кроме того, мы подумали, не захочешь ли ты повозить нас, — продолжала она, — Но тебе придётся бросить пить.
Она посмотрела на Эразма.
— Нам надо поговорить с Боуэном, — сказала она. — Если он узнает нас, он позвонит в полицию. Как бы нам убрать его из больницы?
— Может быть, — произнёс Эразм, — я смогу.
Маделен сняла трубку со стоящего на столе телефона, набрала номер и протянула трубку Эразму. Только когда женский голос ответил: «Клиника Холланд-Парк» и Эразм, отняв трубку от уха, посмотрел за неё, чтобы понять, откуда это слышится голос, Маделен вспомнила, что это первый телефонный разговор в жизни обезьяны.
Она взялась за трубку и мягко, но решительно прижала её к уху обезьяны.
— Я был бы вам очень признателен, если бы имел возможность поговорить с доктором Александром Боуэном, — произнёс Эразм.
— Как мне представить вас?
— Если вас не затруднит, скажите ему, что речь идёт о большой обезьяне, которая пропала.
Ветеринару понадобилось пять секунд, чтобы освободиться от того, чем он был занят.