Женщина и социализм

Когда же через некоторое время оказывается, что подобный брак, как это предвидел каждый, в том числе и сама несчастная жертва, которой в большинстве случаев является женщина, сделался невыносимым, и одна из сторон решается на разрыв, тогда этому ставят величайшие трудности и государство и церковь, которые прежде не спрашивали, что связывало союз: любовь и нравственные стремления или голый эгоизм? Ныне нравственное отвращение не считается достаточным поводом для развода, ныне требуются осязательные доказательства, унижающие и позорящие одну из сторон в общественном мнении. Иначе развод не разрешается. Положение всего католического населения в этом отношении ухудшается еще тем, что католическая церковь вообще не допускает развода; за исключением случаев особого разрешения папы, чего добиться очень трудно, она соглашается в крайнем случае лишь на «отделение от стола и постели». И новое германское гражданское уложение значительно затруднило развод. Так, оно устраняет развод по взаимному согласию, как это допускалось прусским гражданским правом, между тем на основании этого определения прусского права происходило значительное число разводов, и притом часто таких, при которых играли роль более важные причины, но о них умалчивалось в интересах виновной стороны. Так, например, в Берлине из 5623 случаев развода, наблюдавшихся с 1886 по 1892 год, 1400, то есть 25 процентов, падают на «взаимное согласие». Во многих случаях развод допускается тогда, когда заявление о нем сделали в течение шести месяцев от момента, когда жалующемуся супругу стало известно основание развода (§ 1565–1568 германского гражданского уложения). По прусскому праву этот срок равнялся году. Взять хотя бы случай, когда молодая супруга вскоре после брака узнает, что она вышла замуж за человека, неспособного быть мужем. В данном случае настаивать на том, чтобы она в течение шести месяцев решилась потребовать развода, для чего вообще требуется известная нравственная сила, — значит желать слишком многого. В обоснование необходимости затруднения развода говорят: «Только возможно более затрудняя разводы, удастся противостоять прогрессирующему разложению семьи и вновь ее укрепить».

Это обоснование страдает внутренним противоречием. Неудавшийся брак не становится лучше от того, что супругов, несмотря на внутреннее отчуждение и взаимное отвращение, заставляют оставаться вместе. Подобное положение вещей, подкрепляемое законом, совершенно безнравственно. Оно ведет к тому, что в очень многих случаях приходится создавать причину развода, которую судья обязан принимать во внимание; от этого не выигрывают ни государство, ни общество. Уступкой католической церкви является и введение «отделения от стола и постели», что было чуждо прежнему гражданскому праву. Не считается также основанием для развода бездетность брака по вине одного из супругов. Уступкой церкви следует признать и то, что в гражданское уложение внесено законоположение (§ 1588), по которому «церковные обязательства по отношению к браку предписаниями этого отдела (о браке) не нарушаются»; оно имеет, правда, скорее декоративное значение, но оно характеризует дух, господствующий в Германии в начале XX столетия. Нас удовлетворяет признание, что развод затруднен с целью воспрепятствовать прогрессирующему разложению семьи.

Таким образом, люди, вопреки своей воле, всю жизнь остаются прикованными друг к другу. Один становится рабом другого и принужден подчиняться самым интимным объятиям, что составляет «супружескую обязанность», что ему может быть невыносимее ругани и дурного обхождения. Мантегацца совершенно прав, когда говорит, что «нет большего мучения, как заставлять себя терпеть ласки нелюбимого человека».[97] Не хуже ли проституции подобный брак? Проститутка до известной степени свободна отказаться от своего позорного ремесла, она имеет право, если не живет в публичном доме, не соглашаться продать объятия тому, кто ей почему-нибудь не нравится. Проданная же жена должна отдаваться мужу, хотя бы имела тысячу оснований его ненавидеть и презирать.