Женщина и спасение мира

Существует ли взаимосвязь между богословием и историей, между откровением Божьим, вмешательствами Его воли и исторической наукой? Что означает время между Вознесением и Парусией? Мы можем утверждать очевидность деяний Бога и констатировать деяния людей. Существует таинственная связь между даром Царствия Божьего и челове ческим усилием, но эта связь ускользает от всякого научного исследования. Кенозис скрывает присутствие Божье, и синергизм не дает возможности окончательного видения. В современных спорах между инкарна-ционистами и эсхатологистами богословие истории относится скорее к области первичных интенций, берущих начало в очевидности веры.

До сих пор встречаются богословы, которые представляют себе историю в духе блаженного Августина и его Града Божия. В действительности историческая структура чрезвычайно сложна и, по-видимому, теперь невозможно применять к ней только чистые категории священного и профанного. Кстати, объективность всякого историка очень относительна, и приходится делать выбор между несколькими возможными прочтениями истории. С одной стороны, невозможно утверждать, что существует прямой исторический вектор; даже прогресс науки на уровне синтезов указывает на историческую разнонаправленность, и после трудов Эдуарда Мейера, Шпенглера и Тойнби ясно доказано нарушение преемственности между цивилизациями. После века "Просвещения" (XVI в.), который скорее является веком затмения, ритм явно нарушается. Миф о распространении западной культуры на всю планету уже не признается в XX веке. Вырисовываются новые миры; Восток занимает все более значительное место. К тому же можно констатировать некоторое напряжение между событием (evenement), "кайросом" (xairos — вторжение трансцендентного) ирезультатом (avenement) — концом какой-либо эволюции, особенно в сопоставлении с упрощенческой схемой, состоящей из трех элементов: сотворения, падения и спасения (Боссюэ). Секулярный подход опускает начальный элемент — "сотворение" и переносит акцент на конечный элемент, который становится движущей силой, обеспечивающей ход истории, а именно: "человечество, восстановленное в своем самом совершенном состоянии" (например, счастье, или социальная справедливость, или экономическое равенство). Уже не говорится ни о "граде Божием", ни о потерянном рае, ни о примирении между Богом и человеком; говорят о человеке — творце своей собственной судьбы. Как правило, уже не найдешь историка, который описывал бы развоплощенную историю, движущуюся к своей цели, но и наивному финализму грозит крутой поворот и остановка (марксистский рай, экзистенциалистский конфликт). Остается все та же основная дилемма: этот мир или потусторонний?

Какая же точка зрения является правильной? Ее дает Библия, но всякая человеческая попытка комментировать Апокалипсис исторически проваливается. В руках у нас два конца цепи — "провиденциальное" и "прогрессистское", иначе говоря, история и метаистория, и, конечно, мы выигрываем в отношении глубины, если отводим место тайне, чему-то неизреченному.