Женщина из Пятого округа

К утру моя смена не закончилась — это была первая ночь двенадцатичасового марафона, на который я согласился ради выходного. Лишние шесть часов показались вечностью. Я с трудом заставил себя написать еще тысячу слов. Потом прочел пятьдесят страниц из Сименона, потом сделал несколько приседаний на бетонном полу в попытке восстановить кровообращение и хоть как-то пробудить мозг. Посетителей было больше, чем ночью. При дневном свете я мог разглядеть их лица, хотя они опускали головы, когда произносили пароль. Все — мужчины турецкого происхождения. Так кто же такой мсье Монд? Тот, кого тебе лучше не знать.

Когда я вышел на улицу, солнечный свет ослепил меня. Домой я плелся без привычных круассанов. Дома я провалился в глубокий пустой сон, поставив будильник на семь вечера. Проснулся я с мыслью о том, как изменилось все мое существование: ночная работа на неведомого мне мсье Монда, раз в три дня встречи с непонятной подружкой, и вот теперь — выходной, который скорее всего будет отмечен бессонницей, поскольку я уже втянулся в режим дневного сна.

Вечером я поспешил в кинотеатр «Гранд Аксьон» на улице дез Эколь, чтобы успеть на сеанс в четверть девятого (показывали фильма Стэнли Кубрика «Спартак»), Когда в половине двенадцатого сеанс закончился, в голове настойчиво стучала мысль: Маргит живет всего в пяти минутах ходьбы отсюда.Отгоняя ее, язашел в мексиканскую закусочную на бульваре Сен-Жермен, подавали гуакамоле(я съел его аутентичный) и потрясающий коктейль «Маргарита». К этому были добавлены энчилады,которые отлично пошли под пиво из Богемии. Еда обошлась мне в пятьдесят евро, но я даже не поморщился, расставаясь с такой суммой. В конце концов, я отработал двенадцать часов, и в перспективе у меня была первая свободная ночь за два месяца. После закусочной я заглянул в табачный киоск, купил «Кохиба Робусто» и двинулся вдоль Сены, попыхивая дорогой кубинской сигарой. Так я добрел до Шатле, где вдоль улицы Ломбар тянулись джаз-клубы. Поскольку было уже полвторого ночи, вышибала впустил меня в «Сансайд», даже не слупив двадцать евро за вход. В клубе я опрокинул пару виски, слушая «так себе» певицу — худую, с шапкой кучерявых волос и слабеньким голосом. В сопровождении бэк-вокала она выдавала стандартный набор из Эллингтона и Стрейхорна. Когда клуб опустел, я пешком двинулся в сторону Десятого округа. Было уже глубоко за два. Этот уголок Парижа был пустынным, если не считать клошаров, привыкших спать на улице, и редких подвыпивших прохожих вроде меня. Я шел по бульвару Севастополь по направлению к дому. У станции Шато д’О на меня с опаской покосилась компания африканцев, видимо приняв за копа. Я напрягся, ожидая стычки, но все обошлось. Улица де Паради встретила меня опущенными ставнями — турецкие кафе для работяг давно закрылись. Так же, как рестораны для bobos.Редкие уличные фонари отбрасывали свет на мостовую. Тишину ночи нарушало лишь цоканье моих каблуков… пока я не расслышал впереди ритмы дерьмовой поп-музыки, доносившиеся из моего бара.

— Когда я вошел, барменша — турчанка в короткой юбке, такой же тесной, как и джинсы, что она обычно носила, — налила мне кружку пива, потом отвернулась, достала два стакана и бутылку, плеснула в стаканы прозрачную жидкость и добавила по капле воды. Когда жидкость помутнела, она подняла свой стакан и сказала:

— Serefe. [120]

— Serefe, — ответил я, поднял свой стакан, чокнулся ней и залпом выпил жидкость, на вкус напоминающую пастис. Желудок тотчас полыхнул огнем. Чтобы затушить его, я глотнул пива.

Барменша улыбнулась.

— Ракия, — сказала она, наливая следующую дозу. — Опасно.

Ее звали Янна. Она была женой хозяина Недима, того самого парня с татуировками. Как оказалось, два дня назад он уехал в Турцию, чтобы помочь с похоронами какого-то дяди.

— Когда выходишь замуж за турка, будь готова к тому, что они вечно хоронят каких-то дядьев, или же строят заговоры против тех, кто осмелился сказать дурное об их семье, или…

— Вы не турчанка? — спросил я.

— Разве что по крови. Мои родители из Самуна, но они эмигрировали в семидесятых, а я родилась уже здесь. Так что я француженка, но, если ты родился в турецкой семье, тебе не вырваться из ее тисков. Вот почему все кончилось тем, что я вышла за Недима — своего троюродного брата и… полного дурака.

Она снова чокнулась со мной и выпила ракию. Я последовал ее примеру.

— Ракия хороша только в одном случае, — сказала она. — Если хочешь напиться…

— Время от времени всем нам хочется напиться, — ответил я.

— Tout a fait, monsieur. [121]Но у меня вопрос. Омар — ochon [122] — говорит, что вы американец.

— Так и есть.

— Тогда почему вы живете по соседству с ним?

— Вы когда-нибудь слышали выражение «бедный художник»?

— Я еще никогда не встречала художников. Здесь кругом одни козлы.

— Художники тоже могут быть козлами.

— Но, наверное, они интересные козлы.