Женщина, которая легла в постель на год

Питер забил дверь. В процессе замуровывания Ева передавала ему гвозди. К возвращению Руби, отлучавшейся на чай к Стэнли, дело было сделано.

Теперь Еве оставалось только перебирать свои воспоминания и ждать, возымеет ли кто-нибудь желание поддерживать в ней жизнь.

В комнату проникала узкая полоска света из неровно заколоченного досками окна. Лучик упирался в противоположную стену. Ева лежала в постели и смотрела, как меняется свет. Перед самым закатом он становился радугой из оранжевого, желтого и розового. У сладостей те же цвета. Этот солнечный проблеск был для нее жизненно важен. Ева сама поместила его сюда и теперь боялась, что кто-то его заберет.

Еве хотелось стать ребенком и прожить жизнь заново. Из рассказов Руби о своем младенчестве Ева сделала вывод, что оно было невеселым – стоило малышке заплакать, ее не утешали, а относили в дальний конец сада. Когда близнецы только родились, Руби поучала:

– Не бери их на руки, если развопятся, ты их только избалуешь, а капризулям с самого начала нужно внушить, кто здесь босс.

Когда бы Ева ни пыталась приласкать близнецов, их маленькие тельца напрягались, а две пары глаз настороженно смотрели на мать без тени улыбки.

Глава 67

Во внешнем мире первая страница «Сан» гласила: «Ева голодает!», а в статье была выделена цитата: «Миссис Джули Эппингем, 39, сообщила: “Увидев ее в последний раз, я пришла в ужас. Она очевидно страдает анорексией. Представьте, Ева не стала говорить со мной и не захотела посмотреть на моего новорожденного малыша. Она, безусловно, нуждается в медицинской помощи”».

Сестра Спирс увидела оставленный пациентом экземпляр газеты, проходя по залу ожидания хирургического отделения. Она подняла газету и прочла заглавную статью. Первым делом она подумала о своей карьере. Стоило бы навещать миссис Бобер почаще и регулярно проверять ее на пролежни, атрофию мышц и психическое здоровье.

Сестра Спирс приехала на Боулинг-Грин-роуд и задержалась в машине, чтобы освежить в памяти историю болезни Евы.

Сэнди Лейк постучала в окно водительской двери здоровой рукой. На второй красовался гипс. Пока что еще никто на нем не расписался. Даже Уильям не пожелал оставить автограф на гипсе.

– Ева больна? – поинтересовалась Сэнди.

Сестра Спирс опустила стекло и строго сказала:

– Я не вправе разглашать информацию о пациентах.

Она снова закрыла окно, но Сэнди Лейк не устыдилась отповеди и продолжила задавать вопросы. Сестра Спирс слегка испугалась этой напористой женщины в дурацкой вязаной шапке и испытала облегчение, увидев полицейского. Она нажала на клаксон, и констебль Хоук направился к машине.

Он не спешил, сохраняя серьезность и степенность. Полицейский наклонился к водительскому окну, и сестра Спирс попросила проводить ее к дому номер пятнадцать.

Сэнди Лейк потребовала разрешения пойти вместе с сестрой Спирс.

– Вам запрещено подходить к этому дому ближе, чем на пятьсот метров, – отрезал констебль Хоук.

– Я скоро уеду еще дальше, – уведомила его Сэнди. – Мы с Уильямом собираемся захватить пустующий дом.

– Возмутительно, – покачала головой сестра Спирс.

– С чего бы? Это мой собственный дом.

Констебль Хоук посмотрел на медсестру и покрутил пальцем у виска.

– Да я уже поняла, – рявкнула сестра Спирс.

* * *

Наверху, в чернильной темноте спальни, Ева уже почти закончила легкую зарядку, которую помнила еще со школьных уроков физкультуры тридцатипятилетней давности. Ева ненавидела все уроки, связанные с посещением общих душевых. Ее поражало, как некоторые девочки могли стоять там обнаженными и болтать с учительницей физкультуры, мисс Свинни. Ева стеснялась своего полотенца, недостаточно большого, чтобы полностью обернуть его вокруг тела, да к тому же серого и пахнущего плесенью, потому что Ева регулярно забывала взять его домой и постирать.

В 1975 году за завтраком Руби с удовольствием преподносила дочери уроки хороших манер. Одно из правил гласило, что, если в разговоре повисает пауза, ее необходимо чем-то заполнить.

В двенадцать лет Ева была серьезной девочкой, одержимой стремлением делать все правильно. Однажды, возвращаясь с беговой дорожки школьного стадиона, она поравнялась с мисс Свинни. Ева не знала, как следует поступить: продолжать идти в ногу, обогнать учительницу или отстать. Она бросила взгляд на лицо мисс Свинни. Та выглядела невыносимо грустной, и Ева выпалила:

– Что приготовите на воскресный ужин?

Мисс Свинни слегка удивилась, но ответила:

– Думаю, баранью ногу…

– И сделаете к ней мятный соус? – вежливо поинтересовалась Ева.

– Не сделаю, а куплю! – нахмурилась мисс Свинни.

Повисло долгое молчание, и наконец Ева сказала:

– Вы готовите жареную картошку или пюре?

Мисс Свинни вздохнула и пробубнила:

– И то, и другое. – И продолжила: – Разве родители не научили тебя, что весьма невежливо задавать так много личных вопросов?