Женщина, которая легла в постель на год

– Да уж, понимаю, отчего вам неймется от него избавиться. Это же деревянный Стоунхендж. – Он открыл дверцы и заглянул внутрь.

Шкаф все еще был набит одеждой и обувью Брайана и Евы.

– Вы будете разбирать запасы?

– Нет, – покачала головой Ева. – Я должна оставаться в постели.

– Простите, я не догадался, что вы больны.

– Я не больна, – отозвалась Ева. – Просто отдыхаю от мира… как мне кажется.

– Серьезно? Ну, все мы делаем то же самое – каждый по-своему. Так вы останетесь в постели?

– Иначе никак, – кивнула она.

– И куда мне сложить всю эту одежду и обувь?

* * *

На то, чтобы разобрать ее половину шкафа, ушли часы.

Ева и Александр разработали систему сортировки. Александр принес из кухни четыре огромных мусорных мешка для вещей. Один – для одежды на помойку, второй – для благотворительных базаров, третий – для продажи на онлайн-аукционе, а четвертый предназначался магазину винтажной одежды во вновь модном Дептфорде, принадлежавшему сестре Александра. Для обуви отвели отдельный пакет.

Быстро раскидать не получилось, потому что каждый предмет вызывал воспоминание о каком-то времени и месте. Последняя школьная форма Евы, которую она носила до окончания школы: серая плиссированная юбка, белая блузка и зеленый блейзер с фиолетовой каймой. При виде этого наряда Ева испытала потрясение. Ей снова было шестнадцать, и на одном плече лежала тяжелая рука неудачи, а на другом висела увесистая сумка с учебниками и тетрадями.

Форма отправилась в аукционный мешок.

Александр вытащил из шкафа вечернее платье. Крой на одно плечо, черный шифон, усыпанный стразами.

– Вот это мне нравится, – одобрил он, протягивая платье Еве.

– Мой первый летний бал с Брайаном в университете. – Ева понюхала корсаж, слабо пахнущий пачули, потом и сигаретами. Она не могла решить, в какую кучку отправить наряд.

Александр принял решение за нее – положил платье в мешок для винтажного магазина. И продолжил сам сортировать одежду.

В шкафу были сарафаны с воротниками-хомутами, которые Ева носила на море. Много пар джинсов: прямых, расклешенных, белых, синих, черных. Александр отказывался убрать в пакет кремовое шифоновое вечернее платье, которое Ева надевала на ужин в честь сэра Патрика Мура, пока хозяйка наряда не указала на большое красное пятно на корсаже – печальный результат неловкости оголодавшего Брайана при ночном перекусе сэндвичем с сыром и свеклой.

– Не рубите с плеча, миссис Бобер, моя сестра гениальна в работе с краской и швейной машиной. Она умеет творить чудеса, – сказал Александр.

– Делайте с ним, что хотите, – пожала плечами Ева.

Дальше последовали нарядные туфли от Кристиана Диора, которые Брайан купил Еве в магазине беспошлинной торговли во время их первой поездки в Париж.

– Они слишком хороши, чтобы их выбрасывать, – ахнул Александр. – Вы только посмотрите на стежки! Кто их шил? Стайка эльфов?

Ева поежилась при воспоминании о том, как ей пришлось в тонкой блузке и чулках-паутинках расхаживать взад-вперед по грязной выстуженной мансарде на Правом берегу, разнашивая тесные новые туфли.

– Возможно, я неточно объяснила, – поморщилась она. – Я должна избавиться от всей своей одежды. Начинаю новую жизнь.

– Думаю, аукцион, – вздохнул Александр и продолжил сортировку.

– Нет, отдайте эти туфли сестре.

– Это слишком щедро, миссис Бобер. Я не собираюсь наживаться на вас.

– Я хочу, чтобы они попали к человеку, который оценит их по достоинству.

– А не хотите долю прибыли?

– Мне больше не нужны деньги, – отрезала Ева.

После того, как в основном темная одежда Брайана была сложена в отдельные пакеты и вынесена в коридор, шкаф опустел. Электрической отверткой Александр вытащил шурупы, а затем снял двери и полки.

Поначалу беседа исключалась из-за шума. Когда же вновь стало тихо, Ева сказала:

– Простите, что не могу сделать вам чашечку чая.

– Не беспокойтесь. Я пью только чай на травах, и у меня есть с собой термос.

– Как Брайан вас нашел? – спросила Ева.

– Мы с детьми прошлись по улицам, бросая рекламки в почтовые щели. Вы стали моими первыми клиентами. Я вообще-то художник, вот только никто не хочет покупать мои картины.

– А что же вы рисуете? – поинтересовалась Ева.

– Пейзажи. Зе-Фенс. Лестершир. Люблю английскую глубинку.

– Я жила в деревне в детстве. А на ваших пейзажах есть люди?

– Я пишу спозаранку, когда вокруг еще никого, – ответил Александр.

– Чтобы запечатлеть рассвет?

– Нет, – покачал он головой. – Люди волнуются, увидев чернокожего мужчину в поле. Я уже свел близкое знакомство с лестерширской полицией. Надо полагать, евреи не катаются на лыжах, а чернокожие не рисуют.

– А что вы еще умеете? – спросила Ева.

– Плотничать. Ну и обычные навыки для разнорабочего с фургоном: малярные работы, отделка, уборка в саду, перевозка вещей. Свободно говорю по-итальянски и лет десять пробыл плохим мальчиком, вампиром-банкиром.

– И что же произошло?