Женщина-лиса

Даже если он поправится, даже если больше не окунется с головой в свое сумасшествие, что я имею? Мужчину, который спал с лисами, мужчину, который бросил свою семью ради удобной мечты?

Это происходило и раньше. Они всегда уходили. Не в норы к лисам, конечно, — это слишком необычно. Думаю, что могу утешать себя хотя бы этим. Мужчины оставляли свои семьи, чтобы завести новую семью, или уходили в монастыри. Или просто не могли усидеть на одном месте. Некоторые просто идут по жизни, словно во сне. Это одержимость, только наоборот: никто не овладевал их телами, никто не управлял ими — даже дух, которому принадлежало это тело. Просто его мысли далеки от жены, от наложниц и друзей, далеки от чего-либо реального и прочного.

До того как убежать жить к лисам (а именно это сделал мой муж), он был беспокойным и несчастным. Пусть я не осознавала этого, но его уже не было рядом со мной. Его невозможно было сделать счастливым и спокойным — настолько он сросся с этими чувствами. Кая-но Йошифуджи оставался со мной какое-то время. Но думала ли я, что он будет и дальше рядом со мной? Да, наверное.

Итак, что же это было? Он преследовал свою мечту или просто убегал от реальности? Я думаю, что даже он не знает ответа на этот вопрос.

Однажды я набралась смелости достаточно, чтобы посмотреть жизни в лицо без колебаний. Когда мой отец сказал мне, что я должна выйти замуж за Кая-но Йошифуджи, я отвернулась. «Может быть», — сказала я тогда, зная, какое это было возмутительное заявление. Но я увидела его и полюбила. Или думала, что полюбила, — так было до того момента, как он научил меня смеяться. Но даже тогда я совсем не знала его.

Я делала то, что мне позволено было делать: я выглядывала из-за ширмы и приглашала его к себе. Он видел мои платья, чувствовал запах моих духов, видел мои волосы, струящиеся черной рекой до пола. Осмелюсь ли я признаться: когда я узнала, что муж пропал, я думала о том, чтобы обрезать их? Монахиня обрезает волосы, чтобы показать — она уходит из мира. Могу ли я сделать то же самое, сказав, что я принадлежу не этому миру, но самой себе? Если бы я сделала это, заметил бы ты тогда меня, а не мои волосы и платья?

Нет, муж бы никогда не понял этого. Когда я капризничала, он не замечал этого, он был слишком поглощен своим собственным несчастьем, чтобы заметить хоть что-то дальше своего носа.

Мне было бы не жаль обрезать свои волосы. Я расчесываюсь и не чувствую боли, когда они выпадают.

Оставить этот мир и стать монахиней была мечта моей принцессы. Я же должна найти свою собственную мечту.

16. Дневник Кая-но Йошифуджи

Я перечитываю свои записи. В столице это список бесконечных визитов, лошадиных бегов, петушиных боев и россыпь напыщенных фраз. После того как мы приехали в деревню, то, что я писал, кажется мне искусственным, написанным словно напоказ. Я вспоминаю те десять лет (или три месяца?), что провел с моей второй женой. Что я тогда на самом деле чувствовал?

Единственное, что я нашел, это старое стихотворение:

Почему беспорядок заброшенного сада
Волнует меня больше, чем ухоженные сады?

Я знаю, что мне нравился мой ухоженный сад, но я тосковал по беспорядку. И поэтому я ушел — променял одно на другое, даже не задумываясь, почему одно мне казалось более привлекательным, чем другое. Может, оно мне казалось привлекательным только потому, что не принадлежало мне?

Мне было легко думать о своей жене как об ухоженном саде, где все предсказуемо вплоть до узора камней на дорожках.

Но это обесценивает все то, что было между нами. Мы пили саке из одной чашечки и заканчивали стихотворения друг за другом между глотками. Мы писали друг другу письма, бесконечные письма! У меня до сих пор есть коробочка в форме цветка лотоса, в которой я храню их.

Она смешивала для меня духи. Мы сидели на веранде осенним вечером — это было годы назад — и смотрели на дождь, который тихо стучал по кроваво-красным листьям. Она сидела на коленях, окруженная бутылочками с маслами. К каждой бутылочке была прикреплена маленькая бумажка с указанием содержимого. Эссенция «Темная зима». Духи «Камергера». Духи «Сотни шагов». Ее руки аккуратно смешивали масла, опускали бамбуковую палочку в открытые бутылочки и по капле переносили в маленький серебряный пузырек. Я взял ее за руку и прижал ее к своей щеке: пахло сладко и немного резковато.

Ее друзья принесли последние моногатари-истории и тетради, и я иногда слушал, как она читает эту женскую литературу, когда уставал от изысканных (иногда просто невыносимых!) трудов для мужчин. Потом мы разговаривали об этих историях и поэзии.

Я сидел с ней за ширмами и играл ее гребнями, браслетами и веерами. Когда она отворачивала лицо, я отодвигал ее волосы, чтобы видеть маленькое прелестное ушко.