Женщина-лиса

Одинока? Да, я полагаю, что это так. Когда муж занят только своими собственными мыслями и чувствами, у него не остается времени на жену. Я не ожидала, что он будет настолько беспокоиться обо мне, что изменит свое поведение, хотя так бывает. Мужчины могут любить женщину до такой степени, что меняются. Неожиданно для себя я плачу. «Да, одинока», — думаю я, но не говорю этого вслух. Вместо этого я произношу:

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому что я люблю его. И я не хочу никого другого. Пусть он дурак, но он мужчина, который научил меня смеяться, он мужчина, который проводил со мной ночи, наблюдая за падающими звездами, и он мужчина, который…

— Я понимаю.

— Ты хотя бы можешь сказать мне, где мой муж?

Но он только качает головой.

— Нет. Это не мой секрет, я не имею права его раскрывать.

56. Дневник Кицунэ

После этого я старалась не думать о жене Йошифуджи, о том, как она одна бродит по темным комнатам. «Ее жизнь ведь совсем не изменилась, — думала я, когда не могла отогнать это видение от себя. Обычно оно приходило ко мне после того, как я слушала народные песни или читала грустные моногатари-истории. — Я ничего не взяла у нее». Но я знала, что я говорила это потому, что хотела в это верить.

И еще я знала, что теперь разница между ее жизнью и моей была небольшой. Жизнь женщины — это темнота и ожидание. Даже моя.

Одной дождливой ночью, когда Йошифуджи спал, я достала из сундука платье, которое было на нем, когда он впервые пришел ко мне. Я оторвала от него рукав, порезала себе запястье, испачкала кровью рукав и оставила его в саду, где, я знала, его найдут и принесут Шикуджо. Для нее лучше было бы погоревать, принять и забыть.

57. Дневник Шикуджо

Они нашли его рукав, порванный и в крови, в саду. Хито принес его мне; Онага и мои служанки плакали. Плакали все.

Но я не плакала. Я молча вертела окровавленный рукав. Он был из небеленого шелка — от его обычного платья, но теперь он был весь в узорах: пятна травы, грязи и крови.

Я поднесла рукав к лицу. Он пах так, будто какое-то животное устлало свою нору этим платьем, но под запахом животного я чувствовала его запах — мускусный. Я не уверена, что все это мне не кажется.

В состоянии шока у меня произошел еще один разговор — на этот раз с самой собой. Я чувствую себя ребенком, который уговаривает себя не бояться пауков. Что я чувствую? Я не знаю. Любила ли я его? Да. Люблю ли до сих пор? Кто знает. Я сказала мужчине-лису, что любила, но честность — это часть любви, а была ли я когда-нибудь честна с Йошифуджи? Был один лишь обман. Я бывала зла на него, но никогда не говорила ему об этом. Мне было грустно, но я не говорила ему. Страх. Горе. Одиночество. Я никогда не говорила Йошифуджи, что чувствовала это. Но я чувствовала и молчала, потому что правила приличия не позволяли мне говорить об этом.

И лисы. Я говорила правду, когда сказала ему, что боюсь лис, но не рассказала, почему я их боюсь, не рассказала о своем бредовом сне, самом страшном, что со мной случалось.

Значит, получается, что и ему я лгала.

Я не могу позволить, чтобы его труп лежал непогребенным. Я вызову священников милосердной богини Каннон и попрошу их найти тело.

58. Дневник Кицунэ

Мой сын играл с собакой. Я бросала мячик, а мальчик и собака бежали за ним по комнате. Иногда мой сын ловил мячик, гордо шел по комнате, кланялся и давал его мне. Иногда игрушку ловила собака и тоже приносила мне, но без церемоний.

Няня Шонена сидит с нами, в руках она держит свиток.

— Мальчик! Внимание!

Мальчик и собака обмениваются взглядами, будто говоря на немом языке, который понятен только им. Это беспокоило меня — это могло означать, что мой сын был не в достаточной степени человеком. Но Дедушка убедил меня, что некоторые люди очень сближаются со своими собаками и попугаями (и, что удивительно, кошками). Я не знала, как разлучить Шонена с собакой, чтобы не ранить его. Мальчик шумно вздохнул, но подошел к своей няне и послушно опустился на колени.

— Растения, которые символизируют осень? — спросила она.

Шонен быстро перечислил их ей: клевер, трава обана, виноградная лоза, фуджибакама. Тогда я тоже могла сделать это так же легко — повторить то, что даже не учила. Он действительно учил что-то или брал это из магических знаний?

— А весну? — спросила она.

— Ммм…

— Ты не знаешь трав весны?

— Я никогда не видел весну, няня.

Джозей вбежала в комнату.

— Моя госпожа! Я разговаривала с главным слугой, и он сказал, что ваш брат собирает вещи и хочет куда-то уезжать.

Я отвлеклась от мальчика и посмотрела на нее:

— Куда? Он не говорил о своих планах отправиться в паломничество. Он часто уходит.

— Нет, вы не поняли! Он уходит! — И я вдруг поняла. Он покидал магию. Я встала. Мячик упал на пол и укатился. — Он уже ушел? Даже не попрощавшись?

— Еще нет, — сказала Джозей. — Но…

— Он в своих комнатах?

— Я не… — но я уже выбежала, не дожидаясь ответа.