Женщина на грани...

По выходе из ресторана я направилась в парк Ретиро, Уединение. Уже наступил вечер, где-то около шести, но на улице было достаточно жарко. У меня не возникало ни тени желания вернуться домой и опять оказаться наедине с Антонио и телевизором. В парке было чудесно. Народу оказалось совсем немного, кот наплакал. В основном это были иностранцы, американцы и англичане, которые толпились возле фонтанов. На солнце они чувствовали себя беспокойно, напряженно, как и все люди из стран, где его не хватает. Я села на скамеечке в тени, и мне впервые после переезда из дома пришла в голову мысль позвонить родителям. Но я тут же отказалась от этой идеи, потому что знала наизусть все, что они мне скажут. И ко всему прочему у меня сейчас было не то настроение, чтобы выслушивать сетования своей матушки или советы своего батюшки.

Я вернулась домой в десятом часу. Слава богу, Антонио не было. Я воспользовалась его отсутствием и сразу ушла к себе. На этот раз, на всякий пожарный, я закрыла дверь на щеколду, во избежание всяких «приятных» неожиданностей. Я заснула сном невинного младенца, сном, который требует ломовой работы и называется заслуженным отдыхом, сном, о котором мечтают все люди на свете. Как бы они сейчас мне все позавидовали!

Кто-то постучал в дверь, я проснулась и увидела, что уже около одиннадцати. Мне совершенно не улыбалось вылезать из постели и отпирать дверь, вставать я тоже не собиралась.

— Чего тебе?

— Завтрак готов, — раздался из-за двери бодрый голос Антонио.

— Я не хочу завтракать, уходи.

Я взяла с полки сказки Андерсена и перевернулась на другой бок. Иногда нет ничего лучше, чем просто поваляться в постели с книжкой. Через какое-то время, услышав, как Антонио вышел за хлебом, я выскочила из комнаты и шмыгнула в ванную. Быстро почистила зубы и утащила из холодильника апельсиновый сок. Целый день я провалялась взаперти в своей комнате. Я перечитала все сказки, которые у меня были, но желания выйти в гостиную у меня все равно не прибавилось. Потому что там наверняка сидел Антонио и переключал телевизор на всякие неприличные программы.

Поздно вечером, когда я вышла пописать, он подкараулил меня в коридоре. Мне ничего не оставалось, как пойти с ним в гостиную и поболтать немножко. Я уже знала, какую песенку мой соловей запоет. Песенка, конечно, была не из любимых, но делать нечего, придется потерпеть немного. На журнальном столике красовалась новая пачка презервативов, положенная специально так, чтобы я не могла ее не заметить. Это означало, что Антонио думает, будто у нас с ним все только начинается. Я в принципе тоже так думала, только имела в виду, что это начало конца или конец начала. Это как ему будет удобно.

— Я уже починил кровать Эстрельи.

— А, правда? — отреагировала я, не выказав ни малейшего интереса.

— Ты видела, что я купил? — бросил он, кивнув головой в сторону вышеупомянутой пачки.

Этакий киношный самец — главный герой. Правду люди говорят, яйца есть — ума не надо.

— А, правда? — проявила я не больше интереса, чем в первый раз.

— Что с тобой происходит, киса? Или ты забыла, что вчера было? Тебе что, сказать нечего, кроме «правда, правда»?

Его тон окончательно вывел меня из себя, но я ограничилась интеллигентным:

— А ты хотел чего-то особенного?

— Чтоб ты вела себя нормально! Что ты себе позволяешь? Я кто по-твоему, я не понял… Я тебе что, тряпка, что ли? Подтерлась и пошла?

А вот тут он оказался недалеко от истины. С другой стороны, было бы неумно сказать ему это прямо в лицо, гораздо умнее было хранить упорное молчание, что я с удовольствием и сделала. Потому что знала — это унижает сильнее ста тысяч слов в минуту. Когда я почувствовала, что мое молчание произвело нужный эффект, я встала и самым невинным тоном, на какой только была способна, пожелала ему:

— Спокойной ночи!

Я оставила его с отвисшей челюстью, в полном отчаянии. Зато теперь я была уверена, что по крайней мере он ничего не расскажет Эстрелье. Хотя, по правде говоря, мне и на это было глубоко наплевать. Единственное, что я сейчас хотела, это забыть все, что между нами было, и как можно скорее. И чтоб он оставил меня в покое.

4

Обстановка в квартире стала просто невыносимой. Атмосфера была такой напряженной, такой тяжелой, что хоть ножом режь. Мы с Антонио проходили друг мимо друга, как два скорых, повстречались — разъехались, не проронив ни слова, при этом с Эстрельей каждый из нас общался нормально, как обычно. Кажется, она так и не поняла, в чем дело. Оскорбленное мужское достоинство никогда не позволило бы Антонио поведать Эстрелье о своей любовной неудаче, тем более что она была его «лучшей подругой». С другой стороны, Эстрелья была само солнце, и, если бы ей что-то показалось, она бы тут же спросила меня напрямик.