Женщина на грани...

На память о Кристобале мне осталась только его прощальная записка: «Я проспал до половины первого. Извини, остаться не могу. Я совершил подлость. Ты необыкновенная. Я тебе позвоню. Кристобаль».

Сволочь

1

В двадцать восемь лет, наверное, каждая девушка чувствует себя достаточно опытной и зрелой, готовой к созданию собственной семьи. По ночам все чаще лелеется мечта о собственных детях: родить, ухаживать за ними, заботиться, в конечном счете видеть успешное воспроизведение собственных ДНК и знать, что твоя жизнь на тебе не закончилась. В этом возрасте легче всего впасть в панику: появляется страх никогда не выйти замуж и навсегда остаться одной. Никогда не увидеть своего отражения в лицах собственных потомков, никому не передать ни своей житейской мудрости, ни накопленного с таким трудом имущества, ни завоеванного с такими усилиями положения. Уверена, что в этот момент никто не спрашивает себя о том, хочет ли подразумеваемый ангелочек, которому предстоит спуститься с небес, иметь все это. Рад ли он унаследовать именно эти черты лица, и как он отнесется к тем ошибкам, которые ты совершила в молодости, и загорится ли он желанием пойти по твоим стопам, и вообще, захочет ли он стать тем, кем тебе хочется, чтобы он стал.

В моей жизни как раз настал такой период. Я, немного растерянная, пыталась выбрать из всей этой толпы мужчин будущего отца своего ребенка. И не буду лукавить, мне было почти безразлично в тот момент, кем окажется этот счастливый источник генетического материала, при условии, что наши биологические характеристики будут бесконфликтно совместимы. Поскольку я прежде всего была нормальным человеческим существом, логично предположить, что мне, как и всем, хотелось крепкой, здоровой семьи, с близким человеком, который по собственной воле и желанию готов будет провести именно со мной остаток своих дней. С другой стороны, должна признаться, мне становилось жутко при одной только мысли о замужней жизни, о том, что придется проводить все выходные в бесконечных покупках в PRYCA и заедать их в «Макдоналдсе», коллекционируя при этом игрушечные фигурки персонажей последнего диснеевского фильма. От одной только мысли о пеленках, школах, родительских собраниях, бесконечных каникулах в Бенидорме или Торребьехе с первого по тридцатое августа каждого года у меня мурашки бежали по коже. Жизнь, в которой на протяжении многих десятилетий основной темой всех разговоров должны были стать ангина младшенького, катехизис средненького и размышления о том, когда лучше купить учебники для старшенького, так, чтобы вышло подешевле, такая жизнь меня ужасала.

Я была счастливой женщиной, потому что, как мне казалось на тот момент, нашла человека, который более или менее удовлетворял моим семейным потребностям и вполне мог служить достойным материалом для продолжения рода. Нельзя было ручаться за глубинное содержание, но я знала, что влюблена и что нашла наконец гены, которые в сочетании с моими дадут выгодную комбинацию.

Альберто был простым, сильным, и все основные инстинкты у него оказались на месте. Все, что его волновало в этой жизни, — это пиво, футбол и то, что скажет о нем его драгоценная мамочка. Мы познакомились во время праздника, летом. Как сейчас помню, была пятница. Мы оба находились на вечеринке, из тех, с которых начинают расходиться часам к девяти утра, в одном из фешенебельных пригородов Мадрида, где в каждом доме по бассейну и куда не ходит городской общественный транспорт. Так получилось, что вместо традиционного завтрака с шоколадом и чурро[12] на Пуэрта дель Соль мы очутились без чурро и без горячего шоколада у меня в постели. Не успели мы войти в квартиру, как нас одолел неконтролируемый порыв страсти, и мы вцепились друг в друга буквально на пороге. Быстро, не теряя ни секунды, мы сорвали друг с друга одежду, только ту, что мешала выполнению задуманного. Альберто даже не почесался снять с меня трусы до конца. Он швырнул меня на кровать и сразу воткнул в меня свой член, не беспокоясь о прочем. С такой скоростью, как будто ему платили за время. Он задрал мои ноги себе на плечи, вцепился в мое туловище и рывком натянул на себя. При этом он двигался с такой силой, что я почувствовала режущую боль внутри. Но ее тут же перекрыло сладостное ощущение сильнейшего возбуждения. Я не могла удержаться и время от времени вскрикивала от перевозбуждения и острой боли.

— Еще хочешь?! Хочешь-хочешь, я знаю, хочешь! Скажи, что хочешь еще!

— Да-а, да-а, да-а, — не переставала стонать я при каждом толчке, загипнотизированная, как жертва удава.

— Тебе нравится, когда тебя дерут?! Вот так, крепко! Еще крепче!! Еще крепче!!!

— Еще, еще! Давай же, давай! — стонала я.

— На тебе, на, подавись, на, на, на!!! Вот тебе!

Капли пота стекали с моего лица. Затекали мне в нос и в рот. Я чувствовала их соленый вкус.

— Хорошо я деру тебя, а-а?! Скажи мне, как хорошо я тебя деру!

— Да-да. Возьми-возьми меня всю. Еще, еще, — бормотала я в полубеспамятстве, со стонами покусывая его грудь.