Женщина на коленях (СИ)

— На бутылку? — уточняет Стас, подмигивая мне и сдерживая очередной приступ смеха.

— Нет, сегодня на цветы надо…

— Ой, да ладно прикидываться! Дадим мы тебе на допинг за весело проведенное время! Правда, ребят?

Стас достал бумажник, отслюнявил пару сотен, затем секунду подумал и протянул Странной только одну купюру.

— Хватит с тебя, а то еще загнешься от поила своего, а я виноват буду, — прокомментировал он, с наслаждением наблюдая за тем, с какой щенячьей преданностью в глазах девушка забрала деньги из его рук. — Ты смотри, много не пей — следи за здоровьем, еще детей рожать!

Рука, сжимающая деньги, дрогнула, плечи опустились, взгляд спрятался под выбившейся из-под косынки челкой. Не сказав больше ни слова, Странная засеменила по двору за угол дома, потерянно как-то, невесомо.

— Жалкое создание, — выдохнул Стас, закуривая очередную сигарету. — А ты чего ей так в след смотришь? Понравилась краля? Смотри, а то расскажу все твоей Лизе, как ты здесь на бомжих смотришь!

Хотел ответить ему, что не бомжиха она, да передумал. Зачем переубеждать в чем-то тех, кто привык думать иначе? Образ Странной сложился у многих, кто живет поблизости: звание бомжихи — это меньшее зло, что получала она от людей.

Спустя час я распрощался с друзьями, купил цветов в магазине за углом, сел за руль и отправился к своей Лизе, что уже звонила мне и отправила пару смсок с почти угрозами не опаздывать. Моросил дождь, наращивая темп, перебиваемый порывистым ветром. Осень взяла бразды в свое правление, что чувствовалось уже несколько дней подряд. Дворники машины работали все быстрее, вечерний сумрак сгущался над городом, а я сбавил скорость, пропуская общественный транспорт, выезжающий с остановок.

Спонтанно повернулся вправо, глянув на остановку. Из остановившегося троллейбуса вышли несколько человек, а среди них Странная. Удивился, подумав, куда она может пойти здесь, тем более что бутылку она могла купить и за углом нашего двора. Но еще больше удивила пара красных гвоздик, которые Странная старательно прижимала к груди, пряча от ветра и дождя.

Несознательно я медленно поехал за ней, наблюдая, как неспешно она бредет по тротуару, переходит передо мной дорогу по «зебре» и сворачивает за угол. Я провожал ее минут пять-десять. Я ехал за ней следом до высоких ворот и темного забора местного кладбища. Замерла на секунду, подняла голову к небу, по лицу скатились несколько крупных дождевых капель. А может и не дождь это. Слезы? Почему? Странная, которая находила счастье в бутылке, разве умела плакать?

Когда Странная скрылась за калиткой, мой интерес просто зашкаливал. Казалось бы, мне должно быть все равно на нее, мне нужно ехать, я уже опаздывал, а звук очередного сообщения раздражал неимоверно, отчего захотелось выключить телефон. Не знаю, зачем я остановился. Не пойму, почему вышел из машины, прихватив с собой зонтик и, на какой-то черт, букет, который предназначался моей девушке. Поспешил в сторону ворот кладбища, боясь потерять из вида сероватый силуэт, растворяющийся среди могил и дождя.

Я нашел ее. Нашел и остановился за несколько метров, судорожно сжимая в руке стебли цветов. Странная стояла у одной из могил, стащив с головы косынку, отчего ее волосы длиной до плеч мгновенно пропитались дождевой водой, а ветер разносил пряди в стороны, каждый раз норовя ударить ими же по лицу. Она смотрела на каменную плиту перед собой, не шевелясь, казалось, не дыша. Воздух шумно вырвался из моей груди, когда женщина опустилась на колени перед куском темного гранита, аккуратно оставляя у его основания два жалких цветка, которые, несмотря на всю заботу о них, промокли и увяли. Но теперь Странной это было неважно. Она касалась руками памятника, проводя подушечками пальцев по табличке и фотографии, опускала голову, зарывалась пальцами в мокрую землю, казалось, желая слиться с ней, остаться здесь навсегда.

На фото ребенок, по годам, выгравированным на камне, проживший три года. Слишком безжалостна была та секунда, в которую я понял, что передо мной его мать, которая тихо плачет, почти про себя, ласкает руками пожелтевшее от времени фото. Что-то шепчет, едва шевеля губами, будто перед ней кто-то живой. Гладит камень, как могла бы гладить по голове собственного сына. Живет в эти минуты в другой жизни. В той, в которой ее никогда не было и которой у нее никогда уже не будет.

Уже не я руководил собой, а какой-то импульс побудил меня подойти ближе, остановиться рядом с ней, открыть зонт и закрыть ее и ее ребенка от безжалостных струй дождя. Она замерла на мгновенье, стихла, как будто прислушиваясь к вторжению в ее тихую траурную обитель. Так и не поднявшись с колен, она подняла ко мне лицо, вглядываясь в кусок черной материи, что заслонила над ней дождливое небо. Не произнеся и слова, я положил свой дорогой букет рядом с невзрачными гвоздиками. Шум дождя навевал воспоминания, каждому свои, но боль человека, сидящего у холодного камня у моих ног, ощущалась почти физически.