Женщина на кресте

Оказалось, Рита изучает католичество и думает о переходе.

– Я завидую вашему образованию, – заметила восхищенная Мечка, – вы читаете на четырех языках… вы столько знаете… вы изучаете детально историю римского костёла… О, вы должны быть счастливы!..

– Пока еще нет, – живо перебила Рита, – но когда я стану католичкой…

И с целомудренным колебанием:

– Часто мне кажется, что я плыву куда-то и вижу берег…

Мечка спросила, как она готовится к переходу.

– Ежедневной мессой, изучением богословия, строгим examen de consience. Письменно мною руководит ксендз Иодко…

– Ксендз Иодко? – переспросила Мечка, боясь измениться в лице, и меняясь.

Рита взяла альбом и, раскрыв, отыскала фотографно ксендза Ришарда. Обе на минуту склонились над нею.

– Мы познакомились в Италии… три года тому назад… У меня было очень странное состояние после смерти мамы… видела сны… Ксендз Иодко умел встряхнуть меня… да, встряхнуть… вернуть к жизни.

Она задумалась. Мечка не могла побороть в себ неприятного чувства.

«О, это глупо!» – подумала она в смятении. И вслух:

– Ксендз Иодко приезжает скоро.

– Да.

Лицо Риты осталось замкнутым.

Она провожала Мечку и еще стояла несколько минут на лестнице, перебирая свое бледно-розовое ожерелье.

Эта встреча очень взволновала Мечку. Неожиданно ее потянуло бросить Н-ск, «Синий топаз», свои скучные комнаты и уехать далеко. Дни казались ей нестерпимо длинными. Она посещала «Синий топаз» через силу.

На первое представление «Ирмы» публика явилась. Генерал П. нашел Мечку за кулисами. Между прочим, краснея и путаясь, он просил не касаться католичества в разговорах с его дочерью.

– Как же я могу обещать вам это? – спокойно отозвалась Мечка, – ведь я католичка.

Рита была в ложе. Она напрасно хотела заинтересоваться пьесой и напряженно улыбалась. Отдаленно она напоминала Тэклю, – удивленными глазами и голосом.

Пьеска провалилась. Половина публики ушла до окончания. Фиксман кричал в бешенстве: «Черт бы побрал всю эту сволочь!» – и неизвестно, к кому относились его ругательства.

Хорошенькая Ивановская разгримировалась и уехала с комендантом. За кулисами очень оживленно обсуждали этот инцидент. Объясняли, что она спасала юнкера, своего любовника, от ареста.

На Рождестве «Синий топаз» снова дал несколько новинок. Все было напрасно. Публика не интересовалась им больше. Поговаривали о неминуемом крахе.

* * *

Мечка пришла в «Синий топаз» около двенадцати часов дня. На нее никто не обратил внимания. Репетировали что-то под аккомпанемент рояля. Эрна сидела в партере, заложив ногу за ногу, и курила. В пикантных местах она пронзительно смеялась.

Мечка напомнила Фиксману, что сегодня ей нужно отнести деньги ксендзу Игнатию за помещение кабаре. Он посоветовал обратиться к Ружинскому. В нижней зале группа артистов также репетировала, поэтому в канцелярии шли на цыпочках. Актрисы, не снимая шляп и жакетов, сидели на диване. Они зевали и вполголоса жаловались. Служители тут же мыли пол. Панно и шаржи при дневном свете казались особенно безобразными. Особенно выделялся уродством Улинг.

Мечка только вчера встретила его. Он уезжал в столицу и готовился дебютировать книгой стихов. Как всегда, Мечка посулила ему известность.

Вместо ответа он бросил:

– Моя мать умерла.

И сейчас же небрежно:

– От слишком продолжительной диеты… в ожидании моих успехов…

Улинг сделал отчаянный пируэт и поймал слетавшую шляпу.

Мечка поздоровалась с артистками. Они выразили сомнения по поводу уплаты денег; ведь сбор последнего спектакля 23 руб. 50 коп. Они злорадствовали, точно это не касалось их самих. Ружинский дал деньги. Он долго считал их в сетчатом ящике. Журналист Позынич, читавший афишу и мимоходом составлявший заметку о кабаре, сказал лениво:

– О вашем ксендзе Игнатии рассказывают скандальные истории.

И вертя палкой, на которую надел старую фетровую шляпу:

– Вчера вы видели Костю Юраша. Он уже не в музыкальном училище.

Ружинский засмеялся, покосившись на Мечку. Вошел Фиксман, усталый и грустный.

– Ого… тут деньгами пахнет.

Но журналист, который только что просил денег у Ружинского и не получил, не хотел продолжать разговор на эту тему.

– Юраш – ловкий малый, – объявил он – не мытьем, так катаньем… Д-да… А ксендз не дурак.

Фиксман слушал их напряженно, и не улыбнулся.

– При чем тут Юраш? – играя в наивность, епросил Ружинский, тщательно сворачивая деньги в столбики.

– Причем тут ксендз? – насмешливо откликнулся журналист.

– Причем тут Лузовская, правоверная католичка? – устало пробормотал Фиксман.

Решительно, он думал о ком-то с гримасой боли.

«Это чудовищно», – подумала сраженая Мечка.

Она вышла из «Синего топаза», прошла во двор и поднялась по лестнице в квартиру ксендза Рафалко.

Толстый мальчик-лакей открыл ей дверь. Ей пришлось ждать, так как ксендз был в школе.

Среди пошлости дешевого кабинета она холодно отметила обилие мальчишек. Два мальчика несли фонарь – неуклюжая и грубо раскрашенная игрушка. Мальчишка в натуральную величину сидел на скамеечке. Мальчишки приютились по этажеркам и улыбались с гравюр.

В глубокой задумчивости Мечка прошлась взад и вперед.