Женщина на кресте

– Я ни в чем не уверен…

– А ваш отец?…

– Я говорил с ним. Он дает мне полную свободу. Алина засмеялись.

– Извините меня, Юлий… Я задавала вам вопросы с грубостью мещанки… что мне сделать для вас?

– Помочь мне завоевать Христину…

– Я постараюсь…

После ухода Юлия она снова очутилась в саду, мечтательная и ленивая. Цветники благоухали, под абрикосами лежала густая тень. Она было направилась туда, но окунулась в траву выше колен и вернулась снова на дорожку. На небе розовые, желтые и фиолетовые тона растопились и смешались воедино.

Ее попросили вернуться в дом – барышня Оскерко звонит по телефону, – и она пошла недовольная. Одна мысль, что Христина может помешать ее встрече с Шемиотом, вызывала в ней раздражение и неприязнь.

Она лениво взяла трубку:

– Это ты, Христина?… Здравствуй… нет, ко мне нельзя прийти… я уезжаю сегодня вечерним поездом…

Христина истерично что-то закричала. Алина перебила:

– Не зли меня, милочка… Боже мой, какая скука… я ведь свободный человек…

И раздосадованная, она отошла от телефона. Разумеется, Христина явилась. Она падала на колени, рыдала, заклинала, грозила все рассказать Кларе или облить кислотою Шемиота. Алина осталась непреклонной. Кротко и терпеливо она убеждала подругу подумать об Юлие. Вот кого нужно жалеть и любить Христине. В этом ее счастье.

– Нет… нет… Я покончу с собою…

Алина снова рассердилась.

Щурек вынес чемодан, Войцехова с неодобрением разглядывала автомобиль. Христина впала в мрачное отчаяние. Она сидела и думала, думала…

Алина тронула ее за плечо:

– Идем же, друг мой…

Они поехали.

На Алине было пальто дымчатого цвета, очень широкое, закрывавшее ее всю до узких ботинок, капюшон того же цвета что и подкладка – светлый тон со светлыми крошечными букетиками. Свою белокурую головку она упрятала в маленькую шляпку – грибок, а длинный шарф завязала у подбородка.

Мимо мелькали сады, дома, люди – Алина ничего не видела. Она улыбалась и грезила. Через несколько часов она будет в объятиях Шемиота.

Христина спросила:

– Почему ты не хочешь серьезно отнестись ко мне, Алина? Разве я не заслуживаю жалости?

Алина смутилась, Конечно, все это дико, нелепо, смешно, но Христина несчастна… К ней нужно отнестись терпимо. Она возразила мягко:

– Я боюсь подобных разговоров, Христина…

– Я оскорбляю тебя?

– Н-нет… но ты выражаешь свою люб… свою дружбу так, что с закрытыми глазами тебя можно принять за мужчину… Ах, если бы твои слова говорил мне Шемиот.

Алина радостно засмеялась, а Христина подавила вспышку гнева и продолжала холодно:

– Мне необходимо твое присутствие. Я хочу видеть тебя каждую минуту моей жизни, всегда. Это я почувствовала с первой встречи. До тебя я не испытывала ничего подобного. Разве пансион… к одной классной даме… Я хочу знать твои мысли, желания, поступки. Я хочу служить тебе и оберегать тебя от всего злого. Иногда я хочу видеть тебя в постели, с твоими длинными волосами, крепкой грудью, овалами бедер. Я понимаю, что могла бы ласкать тебя так, как ни ты, ни я сама еще не знаю… но это было бы восхитительно… Понимаешь?…

Алина смеялась. Она уже не сердилась. Конечно, нелепо со стороны Христины говорить о любви, раз она, Алина, едет к Шемиоту… но Христина несчастна… и пусть говорит…

– Я написала тебе сотни писем, дорогая… но я не смею отдать их. Меня возмущает одно… уже много лет я люблю тебя, я целую тебя в губы, и ты не тяготилась этим… Сколько раз я раздевала тебя… Сколько раз я была при тебе, когда ты сидела в ванне и напоминала наяду в раковине. Ах… Теперь ты встретила Шемиота и потеряла голову… Ты боишься расстегнуть при мне корсаж. Я целую тебя в затылок, и ты вздрагиваешь… я не знаю, может быть, даже от гадливости…

Алина не слушала. Она продолжала улыбаться своим мечтам, и ее глаза, синие, теплые, кроткие, мерцали таинственно и страстно.

Христина вспылила. Она грубо дернула ее за рукав:

– Очнись… да очнись же… или ты зверь? Мне тяжело… я страдаю, я брошусь под поезд…

Алина вздохнула.

– Что я могу, дорогая? – сказала она кротко. – Что я могу? Я твоя подруга, Я навсегда останусь ею… не больше… остальное для меня неприятно… и ничего не объясняй мне… прошу тебя…

Вокзал был почти пуст. Они прошли по перрону. Христина дрожала. Она не выпускала руку Алины, Кондуктор указал им вагон. В купе сидела какая-то дама.

– Который теперь час? – беспокоилась Длина.

– Восемь, – вмешалась соседка.

– В двенадцать часов я буду у…

Ночью! Христина побледнела еще больше. Она подумала – «Алина не вернется девственницей». Поезд тронулся. Христина выскочила, но еще побежала за ним, рыдая, с искаженным лицом, близкая к помешательству.

Расстроенная Алина вернулась на место.

– Это ваша сестра? – сочувственно спросила соседка.

– Да… кузина…

Алина испуганно покраснела.

– Вы надолго уезжаете?

– Надолго.

И Алина нетерпеливо закрыла глаза. Сейчас же она уснула тяжелым сном усталой батрачки.