Женщина нашего времени

Пристально глядя на свою руку с коричневыми пятнами и закрученными жилами так, словно она принадлежала кому-то другому, он прикоснулся к талии Харриет.

— Она была такой сияющей, ее глаза и кожа. Она была удивлена. Не обижена, а просто удивлена. Я убрал свою руку. Вот и все. Это не может принести дочь через тридцать лет, не так ли?

Харриет отрицательно покачала головой.

— Давай докончим виски, — в заключение предложил Саймон.

— Это еще не вся история. Кэт — только маленькая часть ее.

Вместе с облегчением Харриет забыла о своей заинтересованности. Теперь уже сам Саймон притягивал ее еще сильнее, потому что он был свободен от миазмов ее глупых надежд и ожиданий. Полоса неонового света повисла над кухонным столом, создавая резкие тени и фокусируя их в позах, почти интимных.

— Вы не мой отец. Но это не имеет значения, я никогда не хотела его иметь, до тех пор, пока Кэт не рассказала о вас. В результате мы с вами оказались здесь вместе. Вероятно, мы можем стать друзьями.

Это звучало дерзко даже в ее собственных ушах. Поспешное решение. Но он же сказал: «Я сожалею, что я не твой отец».

— Я не собираюсь извиняться за то, что я спрашивала. За исключением того, что я выпила бутылку вина и двойное виски. Почему вы плачете, Саймон?

— Почему бы и нет.

«Уклончивость, — подумала Харриет, — была его характерной чертой».

Внезапно она почувствовала себя усталой, и Саймон заметил это.

— Какие обязанности накладывает дружба? Вы должны мне напомнить.

Харриет подумала:

— Говорить. И слушать. Это очень важно.

— Я могу слушать. Очень внимательно.

— Я предпочла бы, чтобы вы говорили. Я и так уже наговорила слишком много. Продолжайте.

Харриет взяла бутылку и подтолкнула ее по направлению к Саймону.

— Рассказывайте мне.

— Ты все-таки очень странная девушка, ничем не похожая на свою мать. Что ты хочешь узнать?

Она улыбнулась ему:

— Я хочу знать, каким отцом вы могли бы быть, если бы вы им оказались.

— Я предполагаю, что разочаровал бы тебя. Посмотри, чем я занимаюсь. Я ремонтирую.

Он достал небольшой коричневый прямоугольник, из которого торчали переключатели и цветные проводки, а внутри блестели капельки серебра. Между грязными тарелками и промасленной бумагой он нашел прибор, похожий на маленькую кочергу в конце провода. Рядом с ним он положил кусочек серебристого провода.

— Трубчатый припой, — объяснил он Харриет.

Резкий запах моментально подавил все остальные кухонные запахи, и крошечная серебристая слеза упала на электрическую панель.

— Это часть транзисторного радиоприемника. Его не стоит даже ремонтировать. Дешевле, наверное, купить новый. Японцы обогнали меня много лет назад.

Он достал еще один маленький разобранный механизм.

— Кварцевый будильник. Такая же вещь, но мне больше нравятся механические часы.

— Такие, как висят в коридоре? — Харриет заметила их при тусклом освещении.

Это были большие и красивые дедовские часы с круглым циферблатом, не соответствующие грязному бедному окружению.

Выражение лица Саймона изменилось:

— Подойди и посмотри на них.

Она прошла за ним в узкое пространство. Саймон провел рукой по гладкому корпусу, а затем открыл дверцу, чтобы она могла заглянуть внутрь. Она пристально смотрела на цилиндрические гирьки, висящие на цепочках. Тикание часов звучало, как гром, в тихом коридоре.

— Я переделал механизм, — сказал Саймон.

Харриет подумала о пружинах и свернутых в катушки проводах, расположенных за разрисованным циферблатом.

— Если тебе интересно, — сказал он резко, — ты можешь зайти сюда.

Он открыл дверь передней комнаты. По сравнению с этой комнатой кухню можно было считать тщательно убранной. Здесь была собрана рухлядь за многие годы. Харриет смотрела на обломки стульев, ножки и спинки которых были опутаны проводами, велосипедные рамы, обычные лампы с сожженными абажурами, подвешенные за сломанные шейки. Картонные коробки были свалены в кучу между поломанными рамами для картин, ржавыми консервными банками, свернутым в рулон ковром и телевизором без задней стенки. У дальней стены рядом с прислоненной к ней ванной из листового железа стоял токарный станок с ножками, погруженными в небольшое море серебристой металлической стружки. Здесь стоял запах масла, сырости и вечный холод.

На свободном месте, в середине комнаты, стоял грубый деревянный верстак. Он был завален инструментами, сверлами, напильниками и отвертками, обвитыми деревянными стружками кусками припоя. На нем также стояли использованные банки из-под табака с винтиками, сверлами и цветными электрическими конденсаторами. Саймон включил современную настольную лампу, привинченную сбоку к верстаку. Он начал искать что-то среди своих инструментов, казалось, позабыв о Харриет. Она наблюдала за ним, понимая, что именно здесь, возле своего верстака, он и проводил все свое время. Она поежилась от холода.

— Включи обогреватель, — предложил он.

Она отыскала его в этом беспорядке. Модели пятидесятых годов, с одним нагревательным элементом, на котором по мере нагревания вспыхивали пылинки. По комнате распространился запах.