– Колледж подождет, сначала замуж. – Перетасовав карты, Халед посмотрел на Дейю: –
Она вздохнула:
– Да,
– А что до книг… – Он снова устремил взгляд на карты. – Я не понимаю, что плохого в чтении.
–
– Ничего плохого я в книгах не вижу, – продолжал Халед, изучая свои карты. – А вот то, что ты их запрещаешь, – очень даже плохо. – Он наконец перевел взгляд на Фариду: – Не думаешь же ты, что от
– Вред приключится, только если мы будем во всем потакать этим девчонкам!
– Потакать? – Дед не сводил глаз с Фариды. – А тебе не кажется, что мы и так их чересчур опекаем? Каждый день после школы они идут прямиком домой, помогают тебе по хозяйству, носу на улицу без нас не кажут. У них ни мобильников, ни ноутбуков, с мальчиками они не разговаривают, у них и подруг-то почти нет! Они хорошие девочки, Фарида, и ты оглянуться не успеешь, как все они повыходят замуж. Так что успокойся.
– Успокоиться? – Она уперла руки в боки. – Тебе легко говорить! Это я их берегу как зеницу ока, это я слежу, чтобы о них слова дурного никто не мог сказать, пока они не выйдут замуж! Скажи-ка, на кого повалятся все шишки, если что-то случится? А? Кто окажется во всем виноват, когда они нахватаются из своих книжек невесть чего?
Атмосфера в комнате неуловимо изменилась. Халед покачал головой.
– Это расплата за то, что мы поселились в этой стране, – проговорил он. – За то, что покинули родину и бежали сюда. Дня не проходит, чтобы я не усомнился: правильно ли мы поступили? Может, следовало остаться и бороться за родную землю… И пусть бы нас убили солдаты! И пусть бы мы умерли с голоду! Все лучше, чем удрать сюда и потерять самих себя, свои устои… – Его бормотание стихло.
– Ерунда, – отмахнулась Фарида. – Сам знаешь, что все это пустые разговоры. Прошлое – это прошлое, и от сожалений никому легче не станет. Мы можем только жить дальше и делать все, что в наших силах. И заботиться о внучках!
На это Халед ничего не ответил. Вздохнул и сказал, что ему, пожалуй, пора в душ.
Сестры наводили порядок в зале, когда на пороге появилась Фарида.
– Пойдем со мной, – сказала она Дейе.
И повела ее к себе в спальню. Открыв шкаф, Фарида принялась копаться в его недрах. Наконец выудила старую книгу и протянула внучке. Волна тепла окатила Дейю, когда она стерла пыль с корешка. «Тысяча и одна ночь» на арабском. Эта книга принадлежала маме – Дейа сразу ее узнала.
– Открой, – велела Фарида.
Дейа послушно открыла, и из книги выскользнул конверт. Она медленно приподняла язычок. Внутри лежало письмо на арабском. В темноте спальни Дейа с трудом разобрала:
Дейа перечитала письмо еще раз, и опять, и снова. Представила себе мать – вечно мрачную, неулыбчивую, – и в душе вспыхнул страх. Неужели это возможно? Неужели мать убила себя?
– Почему ты мне раньше этого не показывала? – воскликнула Дейа, вскакивая с кровати и размахивая письмом у лица Фариды. – Столько лет ты отказывалась говорить о ней – и хранила это письмо?
– Я не хотела омрачать твою память о ней, – отозвалась Фарида, спокойно глядя на внучку.
– Тогда зачем показываешь мне это письмо сейчас?
– Потому что хочу, чтобы ты поняла. – Она взглянула Дейе прямо в глаза: – Я знаю, ты боишься повторить судьбу матери, но у Исры, упокой Господь ее душу, не все было в порядке с головой.
– Что значит – не все в порядке с головой?
– Ну, ты же прочитала письмо. Твоя мать была одержима джинном.
– Одержима? – повторила Дейа, не веря собственным ушам. Но в глубине души заскреблось сомнение. – Скорее всего, это была обычная депрессия! Ей было нужно ко врачу сходить. – Она встретилась взглядом с Фаридой. – Джиннов не существует,
Фарида, нахмурившись, покачала головой:
– Тогда почему вот уже не одну тысячу лет по всему свету из людей изгоняют злых духов, а? – Она придвинулась ближе и вырвала письмо у Дейи. – Не веришь мне – почитай свои книжки. И поймешь, что я права!