Женщина – не мужчина

Натянув на лицо улыбку, Дейа вошла в залу. Там царил полумрак, все окна были занавешены толстыми красными шторами, которые Фарида сшила в тон к бордовому диванному гарнитуру. Дедушка и бабушка сидели на одном диване, гости – на другом, и Дейа поставила сахарницу на столик посередине. Ее взгляд был устремлен в пол, на красный турецкий ковер, который лежал в доме дедушки и бабушки с тех пор, как они переехали в Америку. По краю ковра шел орнамент: золотые завитки без начала и конца, сплетающиеся в непрерывный узор. То ли орнамент со временем стал крупнее, то ли сама она стала мельче. Запутавшись в завитках взглядом, Дейа почувствовала, как закружилась голова.

Жених, когда Дейа подошла, поднял глаза и уставился на нее сквозь мятный пар. Она подавала чай, не глядя на него, хотя чувствовала на себе его неотрывный взгляд. Его родители и ее дедушка с бабушкой тоже следили за ней. Одновременно ее пронзали пять пар глаз. Что они видят? Тень человека, кружащую по комнате? Может, и того меньше. Может, вообще ничего не видят – только поднос, который парит в воздухе и подплывает поочередно ко всем гостям, пока не опустеет чайник.

Она подумала о своих родителях. Что бы они делали, если бы были сейчас здесь, с ней? Улыбались бы, представляя ее в белой фате? Настаивали бы, как дедушка с бабушкой, чтобы она повторила их путь? Дейа закрыла глаза в надежде ощутить их рядом – но кругом была пустота.

Дедушка Халед резко повернулся к ней и откашлялся.

– Может, пойдете посидите на кухне? – предложил он. – Узнаете друг друга получше.

Сидевшая рядом Фарида бросила на Дейю тревожный взгляд. На лице у нее было написано: «Улыбайся. Веди себя как подобает. Не спугни его, как других».

Дейе вспомнился последний жених, отказавшийся от своего предложения. Он заявил дедушке и бабушке, что она держится слишком дерзко и задает слишком много вопросов. Мол, не так должна вести себя арабская девушка. Ну, а на что рассчитывали дедушка с бабушкой, переезжая в чужую страну? Что их дети и внуки вырастут настоящими арабами? Что Америка не оставит на них отпечатка? Не ее вина, что она ведет себя не совсем по-арабски. Она всю жизнь прожила на перепутье двух культур. Вот и не стала толком ни арабкой, ни американкой. И там чужая, и здесь. Поди разбери, кто она такая.

Вздохнув, Дейа встретилась взглядом с женихом.

– Пойдем.

Только когда они уселись за кухонный стол друг напротив друга, она наконец-то его разглядела. Высокий, полноватый, на подбородке щетина. Золотисто-коричневые, как орех пекан, волосы зачесаны ото лба набок. «Этот посимпатичнее предыдущих», – подумала Дейа. Он открыл рот, словно бы намереваясь заговорить, но не издал ни звука. Но несколько секунд спустя все же откашлялся и представился:

– Насер.

Она зажала ладони между колен, стараясь вести себя как подобает.

– Дейа.

Повисло молчание.

– Я, эм-м… – Он запнулся. – Мне двадцать четыре. Учусь на врача. Пока доучиваюсь, работаю у отца в магазине.

Она медленно, неохотно улыбнулась. По любопытству на его лице было видно, что Насер ждет от нее того же самого – что Дейа поведает о себе в общих словах, обрисует парой фраз свою жизнь. Но поскольку она молчала, Насер спросил:

– А ты чем занимаешься?

Понятно было, что вопрос задан из вежливости. Они оба знали, что молодая арабская девушка не занимается ничем. Разве что готовит, убирает да смотрит свежие турецкие сериалы. Может, бабушка давала бы им с сестрами больше свободы, живи они дома, в Палестине, в окружении своих. Но здесь, в Бруклине, Фарида только и могла, что держать внучек в четырех стенах и молиться, чтобы они остались порядочными девушками. Чистыми. Настоящими арабками.

– Да так, особо ничем, – ответила Дейа.

– Ну, что-то же ты делаешь. Хобби у тебя, например, есть?

– Я люблю читать.

– И что ты читаешь?

– Да все подряд. Без разбора. Времени у меня навалом.

– С чего это? – нахмурился он.

– Бабушка нам мало что разрешает. Ей и книги-то мои не по душе.

– Почему?

– Она считает, что книги оказывают дурное влияние.

– А-а. – Насер покраснел, словно наконец все понял. И, помявшись, продолжил: – Мать сказала, ты ходишь в исламскую школу для девочек. В каком ты классе?

– В выпускном.

Он снова помолчал. Поерзал на стуле. Почему-то Дейе было легче от того, что он нервничает. Она перестала втягивать голову в плечи.

– Хочешь потом в колледж? – поинтересовался Насер.

Дейа вгляделась в его лицо. Ее никогда не спрашивали о колледже так, как спросил Насер. Обычно этот вопрос звучал как угроза, словно, если она ответит «да», нарушится мировая гармония. Словно ничего ужаснее девушка удумать не может.

– Хочу, – призналась она. – Мне нравится учиться.

Насер улыбнулся:

– Завидую. Я всегда учился не ахти.

Дейа пристально посмотрела на него.

– Тебе не нравится?

– Что не нравится?

– Что я хочу в колледж.

– Нет. Почему мне это должно не нравиться?