– Ну конечно, случайно! – Мама сорвала тобу со своего худого тела. – Как в тот раз, когда ты сыпанула соли в чай Умм Али, потому что она сказала, что ты тощая, как фонарный столб!
– Это правда было случайно…
– Благодари судьбу, что у них семья не такая строгая, как у нас, – сказала мама. – А то не видать бы тебе Америки!
Исра посмотрела на нее глазами полными слез:
– Как же я буду в этой Америке?..
Мама не подняла взгляда. Сгорбившись над разделочной доской, она резала лук, чеснок, помидоры – неизменные ингредиенты всех их трапез. Исра втянула ноздрями знакомые запахи, захотелось, чтобы мама прижала ее к себе, шепнула на ухо, что все будет хорошо, может быть, даже предложила сшить ей несколько хиджабов на случай, если в Америке их не делают. Но мама молчала.
– Радоваться надо, – сказала она наконец, бросив на сковородку горсть лука. – Бог тебе такую возможность даровал! В Америке тебя ждет хорошее будущее. Уж точно лучше, чем здесь, – она обвела рукой ржавую столешницу, старый чан, в котором они грели воду для мытья, облезлый линолеум. – Ты что, так хочешь жить? Зимой мерзнуть без отопления, спать на какой-то подстилке вместо нормального матраса, никогда досыта не есть?
Исра ничего не ответила, глядя на шипящую сковородку. Мама протянула руку и приподняла ее подбородок:
– Да ты знаешь, сколько девиц не погнушались бы и человека убить, лишь бы оказаться на твоем месте? Лишь бы уехать из Палестины в Америку?
Исра потупилась. Она знала, что мама права, но не могла представить себя в Америке. Беда была в том, что Исра и в Палестине не чувствовала себя как дома – люди здесь жили с опаской, ни на шаг не отступали от старых обычаев, боясь позора. Исра мечтала о большем – о том, чтобы ее не заставляли подчиняться общим правилам, о приключениях, а больше всего о любви. По ночам, дочитав книжку и сунув ее под матрас, Исра лежала в постели и гадала, каково это – любить и быть любимой. Ей даже представлялся какой-то мужчина, хотя лица было не разобрать. Он построит для нее библиотеку, где будут храниться книги ее любимых писателей и поэтов. Они будут читать у окна каждую ночь – Руми, Хафиза, Джебрана. Она будет рассказывать ему о своих сокровенных мечтах, а он – слушать. По утрам она будет заваривать для него мятный чай, а по вечерам варить суп. Они будут гулять по горам, держась за руки, и она будет чувствовать – впервые в жизни, – что достойна любви другого человека. «Посмотрите на Исру и ее мужа, – станут говорить люди. – Любовь – как в сказке!»
Исра откашлялась:
– А как же любовь, мама?
Мама уставилась на нее сквозь пар:
– Что любовь?
– Я всегда мечтала влюбиться.
– Влюбиться? Ты что такое говоришь? Я что, вырастила
– Нет… нет… – Исра замялась. – Но что, если мы с женихом не полюбим друг друга?
– Не полюбите друг друга? Да где брак, а где любовь? Ты думаешь, мы с твоим отцом друг друга любим?
Исра опустила глаза:
– Я думала, да… ну хоть немного…
Мама вздохнула:
– Скоро ты поймешь, что в жизни женщины для любви места нет. Тебе только одно понадобится – терпение.
Исра постаралась не выказать разочарования. И проговорила, тщательно подбирая слова:
– Может быть, в Америке женщины живут по-другому…
Мама устремила на нее непонимающий взгляд:
– Как это «по-другому»?
– Не знаю, – ответила Исра как можно мягче, опасаясь рассердить мать. – Может быть, у американцев все не так строго, как у нас. Может, там к женщинам относятся лучше.
– Лучше? – фыркнула мама и, помешивая овощи на сковородке, покачала головой. – Это навроде как в твоих сказках?
Исра почувствовала, что краснеет.
– Нет, я не об этом…
– А о чем тогда?
У Исры чесался язык спросить, неужели брак в Америке устроен так же, как у ее родителей: мужчина решает все от и до и колотит женщину, если та ему не угодит. Исре было пять лет, когда она впервые увидела, как Якуб бьет маму. Из-за непрожаренного куска ягнятины. Исра до сих пор помнила мольбу в маминых глазах, заклинающих: «Не надо!» – и угрюмое лицо Якуба, когда он молотил ее кулаками. На Исру тогда с грохотом обрушилась тьма – мир открылся ей с какой-то совершенно новой стороны. Мир, где бьют не только детей, но и матерей. Той ночью, глядя маме в глаза, слушая ее неудержимые рыдания, Исра ощутила ярость, которую не могла забыть до сих пор.
Она спросила, по-прежнему обдумывая каждое слово:
– Может быть, женщин в Америке больше уважают?
Мама уставилась на нее:
– Уважают?
– Ну или ценят? Не знаю…
Мама отложила поварешку.
– Послушай меня, дочка. Как бы далеко от Палестины ты ни уехала, женщина всегда остается женщиной. Что здесь, что там. Где бы она ни жила, это не изменит ее
– Но почему так?
– Ты еще слишком молоденькая, чтобы это понять, – сказала мама. – Но всегда помни, – она взяла Исру за подбородок, – что для женщины не существует ничего, кроме ее