Женщина - половинка мужчины

Цветы финиковых деревьев уже опали, на ветках висели маленькие завязи. К осени они располнеют, станут золотыми. Я шел быстро, почти бежал, и тут окно конторы вдруг погасло, стало немым и темным, как все остальные окна в поселке. Из конторы вышел человек, и в ярком свете луны я увидел, что это Цао Сюэи. Но направился он не к себе домой, а почему-то в сторону склада, то есть к моему дому. Я не успел даже удивиться, как он открыл дверь и вошел. Луч света вырвался из открытой двери наружу и тут же пропал.

Я по инерции сделал еще несколько шагов в сторону дома, но свет там вдруг тоже погас.

Поселок, будто не желая на меня смотреть, закрыл оба свои светящиеся глаза.

Один я, всеми покинутый, бодрствовал поневоле.

Теперь все стало ясно.

Я почувствовал, что ноги не держат меня, и сел на корень финикового дерева. Рабочая куртка, шурша, терлась о жесткую кору, но я ничего не замечал.

Я вспоминал свою жизнь и думал, что из всех бед, оскорблений и унижений, какие только могут выпасть на долю человека, мне не пришлось испытать лишь супружеской измены. И странно: если бы это меня миновало, я бы, наверное, даже удивился, не поверил, что судьба все-таки способна сжалиться надо мной. Мне будто на роду написано было пройти через все мыслимые страдания, жизнь пытала меня водой, огнем, мечом и даже клубком змей — заключением. В последние дни я томился скрытым предчувствием того, что день моего последнего позора пугающе близок. Наверное, я был похож на загнанную в угол, жалкую, тощую собачонку, которая, съежившись и поджав хвост, с ужасом смотрит налитыми кровью глазами на занесенную над ней палку и обреченно ждет удара. Единственная ее надежда, что палка не размозжит ей голову, не перебьет хребет, а потому она сможет еще ползать, есть, зализывать раны и даже поправиться.

И вот оно свершилось. Удар нанесен.

Интуиция и на этот раз меня не обманула.

Я замер под деревом, и только мои руки бессознательно скользили по грубой шершавой коре. Я словно специально хотел пораниться, чтобы прогнать оцепенение, восстановить свою способность ощущать и уже тогда узнать, как глубока моя рана.

— Эй, что это ты здесь устроился? — Кто-то споткнулся о мою ногу, и я увидел, что передо мной прямо из воздуха возник человек. — Пойди быстрее возьми топор, что лежит во дворе позади дома. Ключ у тебя есть, ты можешь открыть дверь и застать их врасплох. Разве подобает мужчине, мужу, терпеть подобные унижения?

Я поднял голову. На призраке была дворцовая одежда эпохи Сун. Он был низкорослый, довольно полный, смугловатый. Призрак был явно разгневан.

— Никто из моих братьев не стал бы так малодушничать. Даже наш старший, которого мы звали «от горшка два вершка», и то задал бы жару своей жене, если бы та осмелилась распутничать. Точно говорю, прибил бы обоих любовников. А ты вон какой верзила вымахал, косая сажень в плечах. Разберись-ка с этим делом, тогда спокойно сможешь в подземном царстве глядеть в глаза своим предкам!

А действительно, может, так и сделать? Не была ли жутким предзнаменованием та фотография с горой трупов, которую я увидел в день свадьбы на стене нашей комнаты? Но…

— Уважаемый Сун, — обратился я к нему, — времена меняются. Вот ты мог убить жену-развратницу и потом разгуливать на свободе. А я? Сейчас и невиновному-то укрыться негде…

— А по-моему, — сказал Сун Цзян[14],— мало что изменилось. Только все у вас вверх ногами, хищники у власти, праведные подвергаются насилию. Чего же вы ждете? Другого момента для восстания не будет…

— Все это не так просто, уважаемый, — сказал я. — Правящая элита вовсе не такая однородная, как в древние времена. Многие ее представители любят свою страну и в тяжелых условиях пытаются вывести ее на правильную дорогу. Непродуманные действия низов могут только ухудшить положение.

— Недальновидно, недальновидно! — засмеялся Сун Цзян. — Только соединив усилия верхов и низов, благородных и низких, можно найти ту самую «правильную дорогу», о которой ты говоришь. Без поддержки снизу этим честным людям наверху, пекущимся о государстве и народе, будет гораздо труднее, и в конце концов они проиграют. Ты должен собирать людей для помощи этим благородным и честным.

— У нас это называется контрреволюционной организацией, — сказал я. — А органы общественной безопасности совсем не то, что ваш древний сыск. Ты еще и организовать ничего не успеешь, а они уже все узнают и начнут действовать. И побыстрей, чем когда-то у вас, предпочитая посадить тысячу невинных, но не пропустить ни одного подозрительного. В шестьдесят восьмом я вышел из лагеря и по глупости считал, что действительно где-то существует «штаб Лю и Дэна». Пытался их найти. Но не только никого не нашел, а еще и заработал очередной ярлык, после чего был благополучно посажен в тюрьму. Ты думаешь, все так просто? Или вот тебе еще пример: ты сам уже несколько столетий в мире ином, а они все еще борются с тобой, критикуют. Слава богу, что ты не показался днем, а то тебя быстро определили бы на отсидку.