На улице играл седовласый пианист. Он был абсолютно голым. Его шея была плотно обвита питоном. Музыка была желанной, льющейся, пьянящей сознание 40-летней женщины, которая шла с тяжелыми сумками из супермаркета домой. Она остановилась возле пианиста, посмотрела на него, не отдавая себе отчета в том, что в тот же самый момент остановки сердца, в него влюбилась. Гипнотизирующий питон заговорил с ней на иврите и предложил ей съесть запретный плод любви, залезть в кокон наготы без страха и стыда, вспомнить все. Зрачки ее вспыхнули, из глаз упало пламя вожделения. Улица воспламенилась. Она плавно опустила пакеты с едой на горящую землю и начала медленно раздеваться. Музыка лилась, мужчина упоенно играл мелодии, которые невозможно было услышать, потому что они огибали разум и вязали гнездо будущего прямо в ее раскрытой, благоухающей счастьем груди. Питон шипел и грациозно скользил по телу харизматичного пианиста. Змей владел моментом, извивающимся как нестерпимо жуткие мелодии. Женщина залезла на пианино и легла, раскрыв тайну перед проникающим звуком откровений властьимеющего мастера. Ее тайна была пещерной, готовой извергнуться райским золотом и затопить в наслаждении целый квартал. Ей нравилось то, как мужчина управлял своим инструментом. Она не могла оторвать глаз. Она хотела его. Это было просто знакомство на улице. Из колонки, висящей на музыкальном магазине лилась клавишная партия симфонии Шостаковича. Она шла домой с большими пакетами в руках. На встречу ей шел мужчина, во взгляде и манерах которого ощущалась взрослая харизма, распущенный шарм, безосновательный магнетизм. Предложив ей помощь, донести сумки до квартиры, она дала согласие нырнуть в болотистую чащу его зеленых как кожа змеи глаз. В его предложении чувствовался подтекст, непрерывная воля непроявленного. Что-то случалось в этот момент между ними, что-то решалось на уровне запаха, рвения догадок, ловкой недосказанности, прячущегося желания. Женщина знала, что он сойдет с корабля на берег и у них будет секс, будет все. Она стояла, застыв в согласии, видя этого мужчину как старого пианиста с питоном на шее, создающего музыку ее искушения и противостояния возрасту. От него идет секс и она чувствует это, а кроме того сумки действительно тяжелы, а помимо этого, ей одиноко, а еще он недурен собой и сегодня пятница, так что все совпало и спасибо, Вселенная.
Дойдя до квартиры, мужчина остановился и сглотнул отчаяние. Что-то в его движениях дало слабину, начался отток крови от грудного царства. Отвлекшись, он вдруг понял, что повел себя не в ту сторону. Помощь помощью, но зачем он флиртовал с этой одинокой, явно одинокой женщиной? Зачем он предложил ей своим запахом секс? Разве имел он право раздевать ее музыкой своего обаяния? Что последует потом? Разве наслаждение по своей сути безответственно? Разве безответственен он сам? Повернувшись, он сдержанно улыбнулся, как бы говоря, что его путь окончен и ничего не получится. Женщина ощущала внутри себя двойную энергию, двойное зло, двойное страдание, двойное желание. Ей было плевать на то, что он собирался вымолвить. Взяв его крепко за член, она с наслаждением его сжала, перекатывая в руках мужские яички. Мужчина загорелся. Но его огонь был внутренним, словно зарождающийся пожар в стенах первобытного монастыря, утопающего в лесной чаще. В монастыре зрел заговор. Взвив своими руками к ее груди, он разорвал на ней розовую блузку. На пол упали пуговицы, часть из которых покатилась по ступеням лестницы вниз. Она бросилась своими губами на его губы и до крови прокусила нежную мякоть, снаружи окаймленную ворсом жирной, ночной щетины. Извиваясь, двое полураздетых людей в страсти занимались любовью возле двери. Необъяснимая вспышка желания покорила их для обоюдного наслаждения. Они оба стояли, они оба стонали, им было хорошо. Его твердая плоть сотрясала землю ее естества. Подземные толчки. Вулканы доисторических эпох пришли и упали в воздух младенцы. Но пожалуй, действительно, лучше не допускать подобной оплошности. Женщина поблагодарила мужчину за то, что помог донести ей сумки до двери и распрощалась с ним. Открыв дверь своей квартиры, она шагнула в знакомое пространство одинокой стужи и летающего пыльного пепла ее подавленного настроения. Хорошо, что между ними ничего не было. Самообладание – это кривотолк запрета своему телу жить.