Женщина-птица

Потом мы начали строить совместные планы. Все казалось таким ясным… Будущее. Мы поедем в Индию, он там уже был и полюбил эту страну, как человека. Я вспоминала, как папа рассказывал мне про Индию, когда я была маленькой; помню, меня поразило, что есть, оказывается, дороги, по которым можно просто взять и доехать до Индии! Я пыталась представить себе Майкла, как он живет в этой загадочной стране, как он провозит наркотики в комках пчелиного воска, завернутого в маленькие пластиковые пакеты, — он глотал эти пакетики или прятал в прямой кишке. Это тоже казалось необычайно романтичным, в этом тоже заключался азарт и интерес к жизни.

Я заказываю еще бокал полусухого и слушаю музыкантов; они все еще репетируют. Сладостные звуки в дымном кафе… «When the shark has… pretty teeth dear…» Меня внезапно словно бьет током, и я не могу понять, почему.

Майкл приходит после полуночи, у них, оказывается, нашлась халтура в Порт д'Орлеан и он освободился только около одиннадцати. Он сидит рядом и считает деньги, накиданные ему в шляпу.

— Сколько? — спрашиваю я.

— Не знаю… сотни три.

Он складывает монетки в красивые блестящие стопки на поднос и пододвигает подошедшей официантке.

— Дай мне триста франков и бокал полусухого.

Он поворачивается ко мне и нежно сжимает мое лицо теплыми ладонями. Его темные глаза блестят.

— Как ты?

— О'кей.

— Точно? У тебя усталый вид. Мне не нравится, что ты сидишь здесь одна, как сыч, и глазеешь по сторонам целыми днями. В следующий раз поедешь с нами. Кстати, по выручке сразу заметно, если шляпу держит девушка.

Он оглядывается по сторонам.

— Швеция довольно далеко отсюда, а? — говорит он. — От кафе «Мазе», я имею в виду.

— Иногда далеко. Иногда не очень.

Он тихонько гладит меня по груди.

— Ты продолжаешь думать о ней?

Я качаю головой.

— Нет. Вообще-то нет. Во всяком случае, не сейчас.

— Надо поехать куда-нибудь. Тебе нужно сменить обстановку. Может быть, съездим в твою Швецию? Ты уже пару лет не видела своих. И мне было бы интересно с ними встретиться. С твои братом, скажем. Могли бы вместе поиграть. Или с твоим онемевшим дедушкой.

— Нет, — говорю я. — Только не туда. Куда-нибудь еще. Ты даже не представляешь себе, как там…

Майкл пробегает кончиками пальцев по моей шее… откуда он знает, что мне хотелось именно сейчас, именно в эту секунду… что мне хотелось, чтобы он прикоснулся к моей шее? Он улыбается — как мне кажется, с состраданием.

— Жаль, — говорит он. — Жаль, что ты это так воспринимаешь.

Мы, как обычно, идем домой пешком, по Латинскому кварталу, мимо книжного магазина «Шекспир», где старина Жорж вечно лается с кем-нибудь из своих жильцов, по мосту через Сену, и дальше, к Бельвилю, к вечному хаосу Бельвиля.

Я прижимаюсь к Майклу, его тело словно излучает тепло. Кошусь на витрины, на квадраты света на тротуаре… что там прячется? Символы счастья, богатства… всего того, что меня, как кажется, уже не волнует.

Мы останавливаемся поесть сосисок. Где-то в переулке по радио звучит арабская музыка. В мертвенном свете ламп дневного света из ларька с сосисками лицо Майкла кажется более заостренным, устремленным вперед, как на резком черно-белом снимке. Я помню, как когда-то меня поразило лицо брата, увиденное в таком же освещении… где это было? Уличные фонари в деревне? Но странно, ничего больше в связи с этим не вспоминается, застывшая картинка — и все… может быть, этого вообще не было.

Майкл берет меня за руку.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем. Вспомнила давно забытое.

— Кристина!

Он сжимает мою руку.

— Что с тобой? Ты ни в чем не раскаиваешься?

Я смеюсь и высвобождаю руку.

— Ты все время за меня тревожишься, — говорю я. — Даже чересчур… все у меня должно быть хорошо, я не должна слишком много о ней думать… Я же говорю, со мной все в порядке… все чертовски замечательно.

Он заснул, а я лежу с открытыми глазами, включив ночник. Я вижу, как он шевелит губами во сне. По его пухлым, почти женским губам пробегают ритмичные волны; пульс сновидений… Я хорошо помню то время, когда я еще была в него влюблена, как я открывала в нем все новые и новые черты. Я изучала его целыми днями. Красивая форма родимого пятна на спине, маленькая морщинка на лбу, которая вдруг увеличивалась и углублялась, когда он говорил о чем-то серьезном. Особые интонации, когда он рассказывал про Индию; его нежный и в то же время уверенный голос, когда он собирался куда-то уходить. Язык его любви, его движения, крупно вздрагивающие веки в момент излияния семени… Все эти мелочи, все эти открытия приносили мне тогда невыразимое счастье.

Я глажу его голую грудь, живот… рука сползает ниже, я осторожно, почти не прикасаясь, глажу его член — так гладят мышку или маленькую ящерку… — и потихоньку смеюсь. С тех пор, как умерла мама, я, похоже, потеряла способность любить, но все же Майкл, возможно, станет отцом моих детей… Я прижимаюсь к нему и слушаю его дыхание. Короткий вдох и долгий-долгий выдох, повторяющийся ритм, он словно укачивает меня, как ребенка.