Женщина с берега

Закричала гагара. Разве он был рядом с озером? Нет, это невозможно, озеро совсем в другой стороне. И снова он услышал какое-то имя. Он вздохнул. Если это и была птица, то та же самая. Он мог побиться об заклад, что слышал женский голос, кричавший: «Врет Йо-о-оар!»

Внезапно лес наполнился какими-то булькающими звуками, так что и сам Дидерик, и его конь отпрянули назад. Это тоже был птичий крик, но он напоминал чем-то злорадный смех.

Потом опять все стало тихо.

Но в тумане опять что-то задвигалось. А жалобные крики доносились теперь откуда-то издалека, словно эхо.

Если бы рядом с ним был теперь господин Натан!

Дидерик резко повернул коня и поскакал напрямик к условленному месту встречи.

Господин Натан был уже там. Он был бледен, рот его был плотно сжат, у него явно не было желания разговаривать.

Девушек нашел Хавгрим. Двое из них пытались успокоить Кьерстин, которая сидела, скорчившись, на земле и плакала. Когда Хавгрим подъехал, она опять хотела убежать, но девушки удержали ее.

Соскочив с коня, он сказал:

— Не бойтесь, мы не причиним вам зла.

Во взгляде его не было никакой враждебности, да ее и раньше не было, просто он прятал от людей взгляд, не желая, чтобы каждый заглядывал ему в душу.

— Пойдемте со мной обратно, там остались ваши овцы и коровы, — продолжал он. — Девушка, у которой такой усталый вид, может сесть на моего коня, а я поведу его.

Взглянув на него заплаканными глазами, Кьерстин сразу уверилась в его честности. Он помог ей сесть на коня, и они направились обратно. При этом Кайса и Бритта старались держаться поближе к нему, окончательно проникшись к нему доверием.

— Собственно говоря, не такие уж мы дуры, какими могли показаться, — непринужденно заявила Бритта. — Но сегодня все кажется таким странным. Я и сама-то напугалась!

Кто бы мог подумать, что Бритта не боится ни темноты, ни нечистой силы!

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Хавгрим своим низким голосом. — Мы как раз говорили об этом по дороге.

— Да, нам казалось, что мы не одни в лесу. Так и оказалось на самом деле! — со смехом добавила она.

Хавгрим тоже улыбнулся. Кайса ничего не сказала. Она легко семенила рядом с ним, с удовольствием глядя на его сапоги, такие огромные по сравнению с ее босыми ногами. Время от времени она смущенно посматривала на него, замечая, что и он внимательно смотрит на нее.

— Не встречались ли мы раньше? — спросил он, когда Бритта, наконец, замолчала.

— Встречались, если Вы были в эльвдаленской церкви на прошлое Рождество, — незамедлительно ответила Кайса.

— Нет, там я не был, — медленно произнес он. — Я никогда раньше не бывал в этих краях.

— Странно, а мне кажется, что я… что…

— Мне тоже, — спокойно ответил он.

Кайса подумала, ответил ли бы он так же, если бы знал, что она хотела сказать: «Мне кажется, что я была… дома».

Она взглянула на его руку, поддерживающую Кьерстин, взглянула на Кьерстин, смотревшую на него сверху вниз своими большими, удивленными и голодными глазами, и почувствовала нечто совершенно ей незнакомое: жгучую ревность!

Собственно говоря, ревность — очень сложное чувство. Оно может включать в себя массу других чувств: скорбь, беспокойство, ярость, унижение, уязвленное самолюбие, жажду власти, бессилие, чувство неполноценности, стыд, отчаяние, ненависть, жажду мести… Можно привести еще массу всяких вставных чувств, начиная от великодушия и кончая самыми примитивными из человеческих чувств.

Так что ревность Кайсы была всего лишь причудой, потому что она знала этого человека всего несколько минут, а Кьерстин она знала всю жизнь. Поэтому ей удалось быстро погасить в себе это недостойное чувство и почти позволить Кьерстин радоваться, когда Хавгрим взял ее за руку.

Бритта же болтала всю дорогу, стараясь произвести на него впечатление неиссякаемым потоком слов. Она говорила о том, что он должен пойти к ним домой и познакомиться со всеми, о скверной погоде и о том, как в этих краях бывает красиво. Она втиснулась между Кайсой и Хавгримом, но Кайсу это не задело, потому что она испытывала что-то вроде спокойного возбуждения, идя рядом с мужчиной, если только был возможен подобный парадокс. Этот мужчина с горящими, меланхоличными глазами и чувственным ртом, держащий в своей сильной руке руку другой девушки, но иногда посматривающий на Кайсу, настолько возбуждал ее, что ей трудно было дышать.

Наконец они встретились с остальными, и Бритта низко поклонилась двум знатным господам, священнику и красивому бородатому мужчине. Кайса и Кьерстин тут же сделали то же самое.

«Странно, — подумала Кайса. — Самая младшая из нас — самая находчивая, а самая старшая — такая неуверенная в себе. Я же нечто среднее. Посредственность».

Но именно в этот момент ей совершенно не хотелось быть посредственностью. Ей хотелось, чтобы на нее обращали внимание. Ей хотелось, чтобы ею восхищались, хорошо о ней думали. Но она не была такой красивой, как Кьерстин, и такой толковой, как Бритта. Что же ей оставалось делать?

Ей нужно было вести себя иначе, чем они, но она была слишком неопытной, чтобы это понять.