Женщина с берега

Но в самом начале Люди Льда не были впутаны в это. И только случайность сделала одного из представителей рода могущественным мстителем.

И вот теперь, в 1912 году, еще один представитель рода впутался в это — не из-за случайности, а из-за любопытства.

И именно этого человека подстерегало теперь зло!

Андре, сын Бенедикты и Сандера, не принадлежал к числу прилежных учеников из рода Людей Льда и не блистал в школе оценками. Бенедикту это огорчало, и она винила в этом себя, поскольку в роду Сандера было много профессоров.

«Какая чепуха», — обычно возражал ей Сандер. — Среди Людей Льда тоже были ясные умы, и вообще, что особенного в том, что человек интеллектуал? По своему собственному опыту я знаю, что это нередко ведет к снобизму. Андре — прекрасный парень. И если ему нравится возиться с автомобилями и всякими моторами, пусть себе возится! Лично я горжусь им, а ты?»

Она была того же мнения. И, закрыв глаза на отрицательные стороны характера Андре, они позволили ему заниматься тем, чем он хотел.

В 1912 году, когда Андре исполнилось двадцать, в мире было неспокойно. Отношения между пятью великими европейскими державами — Англией, Францией, Россией, Австро-Венгрией и Германией — были напряженными. В Норвегии же было относительно спокойно. Молодое норвежское государство всеми силами пыталось поддерживать в стране порядок. После шестисот лет иностранного господства на устах у всех был вопрос о социальной ответственности перед обществом. Прежде чем решать глобальные вопросы, необходимо было распутать целый клубок социальных связей: промышленность, сельское хозяйство, народные ремесла, находящиеся на краю гибели, политика в отношении алкогольных напитков, женское движение, религия, школьное образование, язык, партийная культура, культура, защита материнства и детства… В массе своей норвежцы отличались патриотической гордостью.

На Липовой аллее тоже по-своему заботились о благоденстаии. Но Люди Льда всегда жили несколько в стороне от других. Родовое наследство, о котором с посторонними никогда не заговаривали, по-своему отгораживало их от окружения. Это происходило вовсе не потому, что они считали самих себя более интересными, чем остальные люди; скорее, они чувствовали себя в определенном смысле несчастными. Очень гордясь своим родом, они в то же время чувствовали, что общество принимает их с некоторой оглядкой. Впрочем, с их стороны это было преувеличением, поскольку о них шла добрая молва, их считали честными и порядочными, но, возможно… немного эксцентричными?

Так они и жили.

Андре часто думал о словах, сказанных Имре. О том, что именно ему предстоит выяснить, кто в его поколении является меченным. Иногда он думал, не он ли сам этот меченный, но каждый раз приходил к выводу, что это исключено. То же самое могло относиться и к Кристе, маленькой дочери Ваньи, которую он, к сожалению, видел очень редко, поскольку Франк руками и ногами держался за свои родительские права. Единственной необычной чертой у нее был слегка раздвоенный язычок, в остальном же она настолько походила на остальных, что никто бы не подумал, что ее отец — демон.

И Франк меньше всего догадывался об этом…

Он очень раздражал Людей Люда, и временами у них появлялось желание охладить его радость отцовства, сказав ему пару слов. Но они не делали этого. Это было бы несправедливо по отношению к Франку.

Им было жаль Франка. Они не могли отрицать того, что он хорошо заботился о девочке.

Предметом пристального внимания Андре стал сын Кристоффера и Марит, Ветле. Ветле было уже десять лет, и этот мальчуган любил попроказничать. Но был ли он меченным или избранным? Нет, не похоже. Андре долго колебался, прежде чем вынести окончательный приговор.

И вот наконец он пошел к своей матери Бенедикте и к своему деду Хеннингу, с мнениями которых считался больше всего.

Они сидели зимним вечером в старинной гостиной на Липовой аллее и зябко поводили плечами, хотя в помещении топилась печка. Промозглая сырость безжалостно проникала снаружи через старые, рассохшиеся рамы. Однако горячий чай и только что испеченные Бенедиктой булочки отлично согревали собравшихся.

— Я пристально изучил всех троих — Ветле, Кристу и себя самого, — сказал Андре. — И даю голову на отсечение, что никто из нас не является ни меченным, ни избранным.

— Кого ты больше всех подозреваешь? — поинтересовалась Бенедикта.

— Ветле. Но я наблюдал за ним много лет, задавал ему коварные вопросы, ставил парапсихологические ловушки, но ничего не обнаружил.

— И к какому же заключению ты пришел? — спросил Хеннинг.

Надкусив намазанную маслом булочку, Андре сказал:

— Наверняка к тому же самому, что и вы. Некоторое время все молчали. Ни у кого не было особого желания зарываться в новые проблемы.

Наконец Бенедикта произнесла:

— Та женщина с берега, которую Ванья встретила около тринадцати лет назад возле Трондхеймского фьорда… Она родила странного ребенка.

— Он был очень похож на отпрыска рода Людей Льда, — заметил Хеннинг. — Я сам много думал об этом. Эта женщина или отец ребенка могли быть из рода Людей Льда.

Все трое переглянулись.