И он рассказал историю о загадочной девушке, о Большом бале и о том, что задумал приготовить для нее, совсем ее не зная и даже ни разу с ней не поговорив.
– Может, у нее, кроме красоты, ничего нет, – заметил Дардамель. – Может, она дура. Об этом ты подумал? Тогда для чего так стараться?
Ему вовсе не хотелось умерять восторги Гузмана. Просто, как настоящий друг, он пытался сделать ему прививку известной доли реализма.
– Так в том-то все и дело, неужели ты не понимаешь? – оборвал его Гузман. – Из всех завоеваний для мужчины самое волнующее – женское сердце. Я много поездил по миру, пережил множество приключений, я встречал необыкновенных людей, но самое потрясающее событие еще впереди, хотя оно и кажется неосуществимым.
Дардамель рассудил, что разговор забрел куда-то не туда.
– Ну а как ты все это увяжешь с историей с именем?
– И в самом деле, я об этом пока не думал, – согласился Гузман, сразу помрачнев, – но в свое время этим займусь. Сейчас мне нужно другое.
– Я так разумею, что сейчас вступит в игру довод, который ты услышал от меня. Что именно тебе нужно?
– Мне нужна тайная музыка, – заявил Гузман, и глаза его сверкнули при мысли о том уроке, что получил он в китайских горах. – Нужна мелодия, которую не знает никто и которую она тоже никогда не слышала. Это очень важно: когда мы слышим незнакомую музыку, мы испытываем ни с чем не сравнимые чувства. В первый раз мы ее слушаем так, словно она написана только для нас. И это делает нас уникальными, единственными на свете. Я понял: если я хочу завоевать женщину, я должен сделать так, чтобы она почувствовала себя единственной на свете.
Дардамель поскреб себе лоб и надул губы.
– Тогда тебе нужно что-нибудь страстное и в то же время полное сердечного томления. Нужна музыка, от которой в кровь проникает яд, но яд целительный. Мелодия, несущая в себе и спасительную магию, и проклятие. И чтобы она сопровождалась жестом, соединяющим и чувства, и тела… В общем, нужна поэзия, сотканная не из слов, а из нот.
– И где же я найду такую музыку?
– Теперь только в Аргентине.
– Майору надо поговорить с вами, доктор Руман.
30
Сержант вошел неслышно. Якоб Руман раздраженно обернулся к нему:
– Не сейчас.
– Мне было приказано вызвать вас немедленно.
Доктор не мог поверить. Только они подошли к самой главной точке рассказа, которую никак нельзя было оставить в подвешенном состоянии, как этот придурок, этот возмутитель спокойствия снова умудрился разрушить очарование. Якоб Руман был человеком спокойным и незлобливым, но в этот момент он чуть не заорал.
– Две минуты, – произнес он со всей твердостью, на какую был способен.
Сержант молча выждал несколько секунд, стараясь выдержать взгляд доктора, словно они играли в гляделки. Потом на миг перевел глаза на пленного, сидевшего в тени, и вышел из пещеры.
Якоб Руман поторопил пленного:
– Продолжайте, у меня не так много времени.
– Пары минут не хватит, – попытался оправдаться итальянец.
– Не важно. Остальное доскажете потом, а мне хочется все-таки узнать, нашел ли Гузман в Аргентине ту музыку…
– Путешествие было долгим и трудным, к тому же он толком не знал, что искать: Аргентина большая.
– Но у него ведь получилось, правда? – с тревогой спросил Якоб Руман.
– Ну, пока что могу вам сказать, что он вернулся перед самым Большим балом в испанском посольстве. Он приехал в Париж накануне вечером, все еще не имея понятия, как зовут девушку.
Якобу Руману очень хотелось узнать, что было дальше, но, взглянув на карманные часы, он тряхнул головой:
– Ладно, в спешке и с постоянной мыслью, что меня дожидается майор, я все равно не смогу дослушать. А это значит, что вы закончите рассказ потом.
– Как пожелаете, доктор, – улыбнулся пленный. – Я никуда не денусь.
31
Стиснув зубы от злости, доктор направился в другой конец траншеи. Дойдя до обиталища этого фанфарона, он обнаружил майора сидящим на походной койке. Ноги его покоились на деревянном ящике от снарядов, кончиком ножа он чистил себе ногти. Даже не подняв глаз, он произнес:
– Приветствую вас, доктор.
Якоб Руман застыл по стойке смирно метрах в двух от него.
– С каких это пор вы обсуждаете мои приказы?
– Я никогда бы себе не позволил…
– Когда я вас вызываю, то желаю, чтобы вы являлись тотчас же.
Тон его был омерзительно спокоен. И в голосе не слышалось никакой спешки, он ни на чем не настаивал.
– Желаете, чтобы я доложил вам о результатах?
Майор отмахнулся рассеянным движением руки и сказал:
– Я решил отменить данное вам поручение.
Якоб Руман долго не мог произнести ни слова.
– Но ведь вы даже не знаете…
– Это не важно, – перебил майор. – И не имеет никакого значения, что вам удастся узнать. Мы в любом случае предложим итальянцам обменять пленного на подполковника. Если он и правда офицер, они согласятся.