Женщина с диванчиком

«Нет, они не могут ослушаться, они должны приехать…» — думала Катерина.

Самое удивительное, что ничего не было предусмотрено на случай отказа. Мартинарии должны были прийти и покорно подставить хищникам свои шеи — пусть острые зубы перекусят вены и насытят горячей кровью жадные глотки. Но овцы передумали и не явились. И было неведомо, что теперь делать.

— Они приехали, — шепнул менеджер, молодой красавец с тщательно закрученными наверх, как у мушкетера, усиками и пустыми голубыми глазами.

— Так пусть поторопятся, — прошипела Катерина и, повернувшись к гостям, произнесла с обворожительной улыбкой. — Прошу занять места. Шоу сейчас начнется!

Сама она заняла место в первом ряду рядом с Вадом. Мэр самовольно ухмыльнулся и погладил ее обнаженный локоть. Катерина улыбнулась и окинула мэра ледяным взглядом. Господин Суханов поспешно отстранился.

Бархатный вишневый занавес небольшой сцены раздвинулся, и вперед выступил Стас:

— Господа, прежде чем начнется долгожданное представление, я хочу предложить вам всем поблагодарить нашу обожаемую, нашу драгоценную мадам Катерину за ту заботу, которую она проявляет о нас всех. У этой женщины огромное щедрое сердце! Похлопаем все вместе, господа! — и он первый принялся отчаянно бить в ладоши.

Остальные последовали его примеру.

После этого на сцену вышел Инквизитор.

— А теперь мы начинаем представление.

Катерине показалось, что при этом Инквизитор ей нахально подмигнул. Ну ничего, он еще заплатит за подобную фамильярность.

На сцену выскочила Маго, послала всем присутствующим несколько воздушных поцелуев, а затем запрыгала по сцене, неловко вскидывая полные ноги, обтянутые золотистым трико и запела, невозможно фальшивя:

Я маленькая девочка, танцую и пою,

Я Ленина не видела, но я его люблю.

Зрители оторопели от подобной пошлости. И, главное, от ни единой капли энергопатии не пролилось в зал — напрасно гости жадно раскрывали рты, надеясь уловить знакомый жирный и тяжелый дух приготовленной пищи. Ее не было. Ничего не было. По концертному залу отеля гуляла ПУСТОТА.

Красавец с мушкетерскими усами торопливо подбежал к Катерине и, низко склонившись, шепнул:

— Только что позвонили из города. Беспорядки. Банда фриволеров напала на район Нартова. Почти все нападавшие погибли.

— Фриволеры погибли? — переспросила Катерина.

Происшедшее показалось ей невозможным — как такое могло статься? Лига растила и лелеяла их столько дней! И вдруг такой бездарный конец? Такой нелепый исход? Как они могли попасться в подобную ловушку?! Ведь им было велено обходить квартал Нартова стороной.

— Ну и черт с ним, с Нартовым! — в ярости прошипела Катерина. — Меня интересует — почему сегодня нет энергопатии? За что я плачу этим подонкам?

Она демонстративно отодвинула стул и отправилась за кулисы. Инквизитор сидел в кресле с бокалом в руке. При виде Катерины он попытался подняться, но пошатнулся и тут же шлепнулся в кресло.

— А, мадам Катерина… Как я рад! Сердечно рад!

Он был вдрызг пьян. Так же как и остальные. Они буквально лежали вповалку — кто на креслах, кто на полу. Не оставалось сомнений — по дороге в «Золотой рог» все участники «Мартинарий-шоу» бессовестно надрались. Требовать от них энергопатии сегодня было бесполезно — алкоголь растворяет ее без следа.

— Забирай своих скотов и убирайся вон! — прошипела Катерина. — Или я…

— Убьешь нас? — подсказал Инквизитор и глупо хихикнул. — Ну что ж, убивай. Только толку от этого чуть. Энергопатии все равно не будет. Пьяная смерть есть пьяная смерть. Это что-то вроде пьяного зачатия. Поняла? — и он хитро погрозил Катерине пальцем.

— Вон! — заорала она и указала на дверь.

Инквизитор поднялся.

— Всем вон! — крикнул он и щелкнул своим бутафорским бичом. — Мадам Катерина велела всем выйти вон!

Нехотя, ругаясь, мартинарии стали подниматься. Катерина чувствовала, что ее как-то очень ловко обошли, но как, она еще не понимала.

20

Пашка умер. Я плакала. Я не думала, что буду плакать. Я была уверена, что ненавижу его. А оказалось: мне его жаль. В душе образовалась пустота. Будто из плотно заставленной книжной полки вынули книгу. Или вырвали передний зуб, и теперь рот зияет дырой. Неважно, что зуб был гнилой. Ведь он БЫЛ.

Многие на похоронах рыдали. Особенно женщины. Мужчины подходили, выражали сочувствие. Делали вид, что не было никакой вражды, а было согласие, удивительное согласие и понимание между братом и сестрой. Я даже начала сомневаться, может, я ошиблась, и Пашка был вовсе не такой, каким казался мне? Может быть, по отношению ко мне он был необыкновенно жесток, а к другим внимателен и добр? И я в самом деле заслуживала и презрения, и ненависти? И в конечном счете он был прав, а я ошибалась?

Когда на свежую могилу водрузили деревянный крест, женщины принялись хлопотать возле раскладных столиков, выкладывая на блюда горы бутербродов и разливая по пластиковым стаканчикам сорокаградусную. Мужчины стояли в стороне, скупо переговариваясь. Потом неожиданно один из Пашкиных помощников подошел ко мне и вручил толстый конверт.

— Что это? — спросила я в недоумении.