Женщина с диванчиком

– Тише ты, – огрызнулся он и наконец включил свет.

Они стояли в небольшой комнате с множеством шкафов по бокам. Одна из стен была прозрачной и там, за стеной, еще неосвещенная, находилась мастерская с множеством приборов, крашенных белой с синевой краской, и диковинным агрегатом, висящем на массивном кронштейне, чей длинный хобот был оплетен прозрачными трубками и гибкими металлическими лентами.

– Поторапливайся, – буркнул Рем и вытащил из шкафа пакет грязного белья: простыню, шапочку в бурых пятнах и такой же замызганный клеенчатый фартук. Женька невольно покосилась в угол, в сторону раковины. Порыжелый фаянс, а над ним кран с открученной головкой – даже технически пригодной воды здесь давно не было и не скоро будет.

– На, привяжи зверя, – приказал Рем и сунул Женьке ком грязных разорванных вдоль бинтов. – Не бойся, все стерильно, знаешь как теперь дезинфицируют? Несут наверх, на крышу, и в полдень ультрафиолет все сжигает… – Рем то ли кашлянул, то ли рассмеялся, и включил свет в операционной.

Женька вошла и осторожно положила страшасика на стол, покрытый прожженным в нескольких местах пластиком.

– Погоди, поднимай обратно, – спохватился Рем и, притащив бутыль с желтой, остро пахнувшей жидкостью, принялся протирать стол, затем обтер перчатки и, поколебавшись, – заодно кнопки на пульте управления агрегатом.

Женька привязала крошечные лапки страшасика к специальным крючкам на краю стола и прикрыла тельце простыней, оставив лишь воротник и голову открытыми.

– Рану надо продезинфицировать, – сообщил Рем, сознавая, что от всех его действий разит чудовищным дилетантизмом, но старался принять вид уверенный и ученый. – Но лизолом нельзя… кажется. Там, в предбаннике есть перекись… Принеси… – приказал Женьке.

– А наркоз? – спросила она неуверенно.

– Это не больно… Совсем… – уже произнеся эти слова он сообразил, что слово в слово повторяет Валькину фразу с той же интонацией и ухмылкой.

Рем схватил ком нечистой ваты, плеснул на нее перекисью, потыкал по запекшимся краям страшасикова воротника.

– Ну ладно… – Рем отшвырнул вату и взялся за рукоятки сшивателя.

Мысленно он перекрестился и даже мотнул головой крест-накрест. Затем решительно ткнул в кнопку «включение». Внутри хобота что-то взвыло, а на лицевой панели загорелись два зеленых индикатора, как два хищных глаза. Рем снял сшиватель с кронштейна и тот повис на упругом держателе. В собственных руках прибор был вовсе не так послушен, каким казался в руках хирурга – упругий держатель все время тянул вверх. Наконец Рем приблизил конец хобота к страшасикову воротнику и нажал кнопку «импульс». Красный луч выскользнул и уколол край распоротой плоти.

– С Богом, начали, – пробормотал Рем и передвинул прибор.

Вновь короткий разряд прошил живую плоть и соединил. Пот, выступивший на лбу от напряжения заливал глаза. Со злобой Рем провел перчаткой по лицу… Тут же сшиватель выскользнул из рук и подскочил наверх, а Рем буквально взвыл от боли, – где-то в складках старых задубевших перчаток сохранилась капля дезинфицирующей жидкости.

– Воды!..

Перед глазами его расплескались красный, зеленый и синий потоки. Они разбивались на капли и сжигали все вокруг до основания, до конца, до истока…. Воды!.. Одну каплю, ради Бога!.. Рем не сразу заметил, что по щекам его стекают слезы…

«Вот она, вода… – подумал Рем. – Я плачу – значит я могу еще существовать…» Он дернул ртом в попытке улыбнуться и боль отступила. Рем с трудом приоткрыл глаза. Раньше ослепительный, свет поначалу показался тусклым. Страшасик едва угадывался серым пятном. Рем нашел сшиватель по зеленым огонькам и, уцепившись за одну из ручек, притянул сопротивляющийся агрегат к себе. Женька стояла напротив него, прижимая руки к груди. Казалось, она молилась…

– Ну ладно, продолжим, – пробормотал Рем и почти наугад нажал кнопку на панели.

Будь он профессионалом, то перевел бы сшиватель в автоматический режим. Но то, что он умел делать хорошо – шло во вред и зло, а крошечное добро приходилось творить неумелыми руками… Проверять каждую точку сварки на экране, где высвечивалась цветная картинка страшасикова воротника со всеми переплетениями сосудов и нервов и, как точка прицела, скользила, подрагивая, отметка лазерного искателя…

«В пещере каменной нашли бочонок водки, – незаметно для себя напевал Рем и добавлял: – А лучше бы воды…»

Он закончил «операцию» часа через три и, выключив сшиватель, бросил покровительственно: «Отвязывайте, ассистент», – будто был на сцене и играл роль знаменитого хирурга…

* * *

Когда они вышли из вивария, наступила блеклая, лишенная темноты ночь. Ее по-прежнему называли «белой», хотя теперь этот эпитет почти исчез из разговора – в нем таился упрек…

– Все равно твой поросенок сдохнет, – сказал Рем и странно улыбнулся, будто наслаждаясь бессмысленностью своих усилий.

– Почему? – жалобно спросила Женька.