Женщина с Марса. Искусство жить собой

Не лезь, когда он занят. Не замечай, когда он ошибается. Извлечь урок – это его задача, а не твоя.

Взрослая Я дает вырасти. Ребенку, делу, интересу, проекту, любви.

Уйти, не любить – это нормально. Пусть уйдет. Пусть не любит какое-то время. Доверься. Не беги следом с причитаниями. Не вини по возвращении. Он там вылупляется в себя. Пусть. Это важно.

Если он – это ребенок. Если он – это любимый. Если он – это ты сама. Право уйти и побыть отдельно. И дверь, оставленная приоткрытой.

Мужу

– В болезни и в здравии?

– И в расставании.

Моя менеджерская душонка регулярно подкладывает мне же свинью и норовит облечь в план всё, к чему прикасается. Стоит мне на секунду задуматься, что было бы неплохо добавить в отношения с мужем приятной беззаботной легкости, как в голове немедленно рождается план внедрения легкости, график обниманий и прочие гнусные достигаторские пункты. Я спасаюсь как могу и усилием воли затираю подобные мысли, дабы конкретно не насвинить на остатки святого. На отношения.

У меня самый чудесный муж на свете. Мы, правда, развелись. И не первый раз, и, кажется, в этот раз окончательно. Но это не важно. Мой бывший уже муж от этого не становится менее чудесным. Он всегда был способен бесконечное количество времени сносить мои наезды, колкости, взрывы и возмущенный пилеж. Более того, он реагирует на все это самым правильным из всех возможных способов: не игнорирует, зная, что меня это бесит, но и не принимает на свой счет настолько, чтобы вступать в обиженную перепалку. Он приподнимает бровь, выслушивает, и… без препираний делает то, о чем прошу. Или не делает. Но в его неделании и молчании выражено уважение к моему несдержанному наезду. Короче, он ведет себя как опытный врач с буйнопомешанным или как мама двухлетки. Впрочем, он дважды папа, а опыт учит.

У меня самый прекрасный на свете муж. Он обладатель прекрасного характера: основную часть жизни пребывает в плохом настроении. Мне даже удивительно, как в одном человеке может помещаться столько плохого настроения. Я хронический антидот и постоянно нахожусь в режиме рассеивания злых чар и выдачи волшебных пенделей, чтобы растормошить недовольную брюкву. Как мы умудряемся столько ржать вместе, непонятно. Романтики у нас нет, и мы уже давно на эту тему успокоились, так что в промежутках между его брюквованием, моими шпильками и наукоемкими спорами мы в основном разговариваем. Мы много разговариваем.

Мы живем по отдельности, он приходит в гости, и мы пьем чай и разговариваем. Мне кажется, мы не перестанем делать это никогда.

У меня самый лучший на свете муж. Мы столько лет прожили вместе, два раза развелись, но так и не смогли друг друга возненавидеть.

Я постепенно отпустила уход времен, когда от прикосновения бежали мурашки по позвоночнику, когда мы молчали часами после Такеши Китано, когда он еще пел под гитару, и пел мне, когда он бывал с утра нежный, смешной и взлохмаченный и сжимал мне руку, если я говорила что-то в самое сердце – потому что из нас двоих говорила всегда я, вот и сейчас говорю за двоих.

Он до сих пор так сжимает мне руку, а я до сих пор говорю. Иногда мы обнимаемся и оба плачем. О том, что нечто важное безвозвратно ушло. И о том, что важное осталось – бесконечное доверие.

У меня самый замечательный на свете муж. Мы действительно были вместе. Когда двое – это двое, а не два человека рядом, между ними есть словно некая тайна, невысказанный секрет, они находят друг друга особым взглядом, каждый раз узнавая своего. Они похожи на заговорщиков, улыбающихся тому внутреннему угольку, мерцанию, невидимой связи, которую и выразить-то нельзя, это просто знание, сокровенное и на двоих. Их всегда видно в толпе людей, они – замкнутое пространство, они – вдвоем, даже если по отдельности. А когда связь рвется, они по-прежнему вдвоем, и даже за руку, и даже обнявшись, но это уже не двое, а два – два отдельных человека. Словно тонкая оболочка мыльного пузыря лопнула, и тот особый воздух растворился в общем, и пространство потерялось в общем, ушло, и остались просто две единицы из толпы.