Женщина с мужчиной и снова с женщиной

– Помнишь, как ты отчитывал меня давеча, мол: «Дело надо делать, господа, дело надо делать». Так вот, я до сих пор гадаю: откуда ты все-таки цитатой разжился? Кто тебя на нее навел? Кто тебе про доктора Чехова А.П. рассказал? Или ты сам, что ли, за книги взялся? Ну и как твоя первая книга называется? Букварь? Как она тебе – нравится, интересно? Давай докладывай, не утаивай ничего от старого боевого товарища. Ведь мы были дружны когда-то.Но Инфант лишь злобно скалил зубы в телефонную трубку, манкируя всеми моими доброжелательными увещеваниями. И ничего у меня не выходило, не мог я вызволить Инфанта из его забвенного сна с его пряного острова Лотоса. Который, как известно со слов древнегреческого сказателя Гомера, лишал памяти тех несчастных, которые на него попадали. А раз памяти – значит, и рассудка.

Где-то на четвертой неделе мы с Илюхой немного забеспокоились. Похоже, Инфантово забытье принимало клинические формы. И мы почувствовали ответственность: не могли же мы оставить когда-то родного Инфантика за порогом реальности, не выдерживала наша относительно чистая совесть такого нечистоплотно расползающегося по ней пятна.

– Мудила-то он, конечно, мудила, – высказал наше общее мнение Илюха. – Но именно они, мудилы, и создают то взрыхленное удобрение, без которого человеческие отношения сохнут и вянут. И вообще, природа мудра, если она кого ухитрилась создать таким, то наверняка неспроста.

Мы кивнули, я и Жека, соглашаясь. Потому что опять была дневная суббота, и опять мы сидели в небольшом кафе за своими омлетами и кофеями – за завтраком, одним словом. А вот Инфант с нами не сидел, и непривычно нам сделалось от этого диссонанса – завтрак, а без Инфанта.

– Да вы же знаете, – пожала плечами Жека, – как я к нему, к Инфанту вашему… Чего там говорить, не могу я о нем без критики. Но если быть до конца честной, то надо признать, что жизнь без него оскудела, стала блеклой, скупее как-то. Да и жалко его, конечно, засосала баба парня. А я уж знаю, как мы умеем засасывать.

Тут мы с Илюхой переглянулись, не знаю даже почему, но переглянулись.

– К тому же не может он принадлежать только самому себе. Не имеет права, – дополнил я общее мнение. – Ведь мало того, что он уникален в своем мудизме, он еще и королевских кровей. (Читай «Попытки любви в быту и на природе».) А значит, как и любой монарх, должен принадлежать народу. В смысле – нам. Как там было в песенке: «Не могут короли жениться по любви», – исполнил я песенку. – Хотя, конечно, какая здесь любовь – одна сплошная фобия, мания и экзальтация.

– Да, надо выручать Инфанта, – подвела общую черту Жека. – Пока он так не накрутился, что его уже не скрутить назад. Пока он не зачах совсем, прикрученный.

И мы все согласились: мол, надо выручать.

Решено было пойти вечером к Инфанту, в самое его логово, на какую-то Ямскую-Тверскую, и извлечь его наружу из его ненатурального, бутафорского мира. Чтобы убедился он, что реальный мир по-прежнему светит вокруг – прекрасный, полный разных открытий, и рано его менять на пусть и приятные, но все равно однобокие, ограниченные радости.– Ну хорошо, – пошла на компромисс Жека. – Пусть и двубокие, но все равно ограниченные.

Мы уже подходили к Инфантову дому, когда всей нашей общей интуицией почувствовали, что что-то здесь не так. То ли мостовая слишком громко отзывалась в ушах от стука Жекиных каблучков, то ли ветерок носил по земле слишком много газетных обрезков.

А может быть, просто непривычное обилие дорогих автомобилей пристроилось на неширокой Инфантовой улице. Или вот еще звуки, вылетающие из распахнутого окна его квартиры. Хоть и сдержанные, приглушенные, но все равно полные красноречивой торжественности.

Но самое странное было то, что у обычного московского подъезда присутствовал необычный швейцар, хоть и без ливреи, но все равно с породистым выглаженным лицом.

А когда он нам приоткрыл дверь и мы проникли внутрь, подъезд тоже отличался от того, который мы знали прежде. Во-первых, он был подозрительно свежеокрашен и чисто вымыт, а во-вторых, в нем тоже толпились люди – мужчины, но прежде всего – женщины. Которые, под стать подъезду, тоже отличались и тоже были чисто вымыты и свежеокрашенны. В общем, все было очень подозрительно.

– Похоже, Инфанта повязали, – предположил я, указывая на уравновешенных, крепких мужчин в темных костюмах, расположившихся по-хозяйски вдоль всей лестничной клетки. Я таких в киносериалах пачками навидался.

– Нет, больше походит на заседание в верхах. Прием иностранных делегаций, – предположил привычное для себя Илюха, указывая на нескольких господ иностранного происхождения в накашемиренных и накрепдешиненных костюмах.

– Да какое там… – покачала головой Жека, не соглашаясь. – Бомонд! – определила она сборище одним презрительным словом.

– А чего они тут все делают? – стал недоумевать я и обратился за разъяснением к молодому юркому человечку, рьяно дежурившему у входа в Инфантову коммуналку.

– А вы, простите, кто? – ответил тот вежливым вопросом на мой невежливый. – Вы в списках?