Женщина с мужчиной и снова с женщиной

То есть для революций и прочих социальных катаклизмов, требующих жертв и лишений, она, возможно, и подходила. Но к нашей родной до корней волос Жеки – нет, не подходила она совсем.

– Кажется, она тоже наелась Лотоса, как Инфант давеча, – обратил я белобородовское внимание на Евгению. – Видимо, в Маниных закромах этого Лотоса пруд пруди.

– Да, печальная повесть, – согласился он. И задумался. – Печальнее, наверное, только повесть о Ромео и Джульетте.

А тут к тому же Евгения заговорила – пылко, страстно, эмоционально… Но абсолютно зря. Мы даже отвернулись в другую сторону, чтобы не видеть такого печального недоразумения.

Потому что говорила она об одном и том же – о бесконечной межполовой разборке, избегая при этом знакомое слово «пол» и вставляя вместо него чужое слово «гендер».

На этом ее разнообразие заканчивалось, потому что все остальное было докучливо и скучно и полно повторений:

1. Мол, все мужики полное, сами знаете, что…

2. И куда им до нас, до женщин.

Да и аргументы все тоже попадались однообразные, которые мы давно уже знали. Так что ничего нового о себе мы не почерпнули. Не открыла она у нас на нас глаза.

От такого тусклого стандарта нам еще обиднее стало за нашу прежнюю Жеку. Потому что мы-то знали, как хороша и блестяща она может быть и на словах, и на деле. Но только когда в твердом уме и трезвой памяти, когда не находится под подлым наркотическим воздействием феминистской идеологии.Что в свою очередь привело нас всех к следующему диалогу.

– Не люблю я ее, идеологию, – признался Илюха, отводя разочарованные глаза. – Любую, независимо от масти, окраски и направления. Потому что любая идеология – дура. И люди, которые в нее погружены, они тоже ей под стать.

– В смысле, дуры? – попытался уточнить Инфант.

– Не только. Дураков тоже немерено.

– Знаешь, Б.Б., – вставил я в основном ради поддержания разговора. – Многие с тобой не согласятся. Скажут, что идеологии бывают и позитивные.

– Не-а, не бывают, – продолжал настаивать Илюха. – Любая идеология – полнейшая дура. Потому что требует от своих поклонников полного в ней растворения. И вот если такой идеологопоклонник проникается ею, то пиши пропало. Отсекли человека вместе с логикой и здравым смыслом, потому что и смысл, и логика теперь идеологией подменены. И говорить с таким человеком, убеждать, доказывать, аргументы приводить – уже не имеет никакого смысла. Он не видит тебя, не слышит, потому что не хочет ни слышать, ни видеть. Потому что ослеп и полностью оглох. А разговаривает он теперь только с идеологией, которая и нашептывает ему свое по своим внутренним каналам. И не может он ей перечить, раз поддался однажды.

– Ну ладно, – упорствовал я. – А как же в школе, когда мы про прогрессивные идеологии изучали?

– Обманывали тебя в школе, старикашка. Прогресс и идеология – вещи несовместные, как гений и злодейство. Так как ублюдочность и тупость, заложенная в любой идеологии, распространяется на всех – на левых, правых, зеленых, голубых, либералов, театралов, мадригалов. Я теперь вообще, когда вижу человека, подпорченного идеологией, любой, независимо от цвета, – я в сторону отхожу. Ну его! Все равно он нормального языка не понимает, только свой птичий идеологический диалект. Ведь еще древние евреи в первой своей заповеди прописали: «Не сотвори идола себе». А раз в первой – значит, в самой главной. К тому же между «идолопоклонничеством» и «идеологопоклонничеством» вообще никакой разницы нету.

Заслышав про заповеди, мы тут же снова пригубили красного вина. Потому что красное вино, если следовать тем же древним евреям, очень богоугодное дело.

– Да вот, посмотри хотя бы на этих, – обвел Илюха взглядом зал. – Ведь вроде бы нормальные все с виду девчонки. Но можно ли с ними найти общий язык? Я имею в виду даже не лингвистический и не тот, который во рту, а просто человеческий. Можно ли дотянуться до них, пробить коросту идеологической отчужденности? Вряд ли! Да посмотри хотя бы, что они с Жекой нашей сотворили.

– Это да, – согласился я, вздохнув про Жеку. – Ну и что теперь делать, за кем идти на баррикады, если ни одна идеология не авторитет больше? Чему верить?

– Лишь одному здравому смыслу, – задумчиво произнес Илюха и еще раз повторил: – Только он один остался, да еще подруга его, логика.

И я снова вздохнул, соглашаясь, и Инфант вздохнул, вторя мне. И даже девушка, с которой нас уже начало связывать недолгое прошлое, тоже вздохнула.

– Если глобально, – между тем наяривала в микрофон ораторша Евгения на сцене. Та самая, которая была раньше нашей Жекой. – Если глобально, то я могу привести множество примеров мужского убожества, но все они меркнут перед одним, самым показательным. Я на собственном опыте убедилась в мерзости и пустоте мужской сути, безжалостно затягивающей в свое прогнившее бессмысленное болото всех вокруг. Настолько безжалостно, что даже меня на время засосало.

Тут мы снова вздохнули, и снова все вместе. Все, кроме девушки.

– Сейчас, похоже, про нас начнется, – предположил я.

– Может, пойдем, – поджался Инфант, ожидая плохого.