Женщина с мужчиной и снова с женщиной

Здесь я почувствовал, что надо привести более понятный пример, ближе к нашей бытовой жизни.

— Ты купаться пробовал когда-нибудь голышом? Помнишь, как сразу неудобно становится… Не перед девушками, рядом плескающимися, конечно… А просто ногами перемещать неудобно, мешает постоянно что-то между ног, трется и сдерживает движения. И это несмотря на то, что прохладная вода, как правило, скукоживает все в размерах. И он прячется внутрь, как перепуганная черепашка. А представь, как сложно на суше. Да еще в зное, в пыли, когда со всякими там минотаврами, гидрами и сфинксами постоянно разбираться приходится, когда от твоей ловкости и прыти жизнь часто зависит.

Я прервался на паузу. Похоже, бытового примера было достаточно, и пора снова углубиться в древнюю историю.

— Представь, если бы у Давида болтался, оттягивал да по ляжкам бил от всякого резкого движения да от порывов ветра. Он бы, Давид этот, пращой взмахнуть не смог бы даже, как герою полагается. Да и при обратном ее ходе себя бы задевал постоянно по самому болезненному месту. Вот, по Дарвину, и выходило, что им всем полагалось иметь умеренные размеры. А вот у Голиафа, в которого наш Давид пращой угодил, небось как раз немереный был. Вот и не выжил бедолага Голиаф, Давид ему, видимо, туда и попал без промаха. И отсек.

— Да нет, — не согласился с моим библейским предположением Илюха. — Давид ему в глаз попал единственный и выбил его насмерть.

— Ты, Б.Б., может, в экономике и ничего сечешь, — отпарировал я Илюхин интеллектуальный наскок. — Наверное, сечешь, раз тебя Ватиканы приглашают. Но вот в историка по мифам и легендам я бы на твоем месте переквалифицироваться не стал. Путаешь ты истории и мифы. Это циклопа Полифема глаза единственного лишили. И не Давид его уделал, а Одиссей, который наверняка тоже с небольшим членом был. Поэтому в результате и вернулся домой, на Итаку, к своей жене Пенелопе живым и невредимым. Но Одиссей, он из совсем другой оперы. В ней Давидом и не пахнет.

— Такая опера, что ли, есть — «Давид и Одиссей»? Тоже итальянская? А кто такие «Итак» и «Пенелоп»? — быстро уточнил Инфант, не прерывая, впрочем, чирканье в блокноте.

— Что ж это, только у Полифемов бывает один глаз? — пустился в ненужный спор Б. Бородов. — У других, что ли, его нету? У Голиафа тоже глаз был. История, она повторяется. К. Маркс поговаривал, что она вообще по спирали…

— Это он про другую историю поговаривал, — перебил я, начиная горячиться.

И начался тут меж нами околонаучный спор, переносить который на бумагу в силу его узковатой специфичности для массового читателя не имеет смысла. К тому же к мужским членам он не имел больше никакого отношения.

Так мы и козыряли именами и названиями из мифов и легенд, а Инфант все записывал за нами, а потом, когда исписал всю тетрадку, вернул нас все к тем же членам. С которых мы и начали.

— Так откуда тогда впоследствии укрупненные появились, если у всех древних героев миниатюрность преобладала? — задал он неожиданный вопрос.

И мы прервали спор. И задумались. Так как действительно вдруг стало непонятно — откуда? Может, сэволюционировали они, конечно, с появлением штанов, да еще с уменьшением необходимости часто и быстро бегать и метать пращу? Да и вообще, со сменой общего образа жизни?

Но если все же вдаваться в эволюцию детально, то получается, что слишком незначительный срок меж Давидом и нами протянулся. То есть для нас с Давидом он значительный, а вот для эволюции — нет. Так что даже членам, несмотря на их общую пронырливость и оборотистость, вряд ли так быстро сэволюционировать удалось бы.

Но вскоре появилась новая гипотеза, которую я и изложил всего-навсего одним словом.

— Термодинамика, — изложил я. — Четвертый ее закон.

Тут, конечно, Инфант как знаток всяких разных официальных физических законов попытался было заспорить, мол, подобных законов всего три открыто. Откуда четвертый появился?

Но разве стану я ему объяснять, что законы — их ведь живые люди придумывают? Вот как мы сейчас. Нет, не стану! И не стал, а сразу к сути перешел:

— У настоящих бойцов и охотников, у тех, которые генетически к бойцам относятся, члены термодинамические. В смысле, от температурного воздействия они сжимаются резко и принимают удобные компактные скукоженные формы. Да и не только от температурного, термического. От физической нагрузки они тоже скукоживаются. Например, от быстрого бега или метания копья. Ну, сами знаете, все тело, все мышцы сжимаются в едином рывке, вот члены и не отстают от остального.

На этих важных словах я перевел дыхание, и мы все стали отпивать из стаканчиков. Пока дыхание не вернулось.

— Ну, а когда организм расслабляется в покое, да еще если, как и полагается для отдыха, подходящий возбуждающий элемент рядом присутствует… Тогда настороженность и боевая готовность больше ни к чему. Вот и вылезает все, чему полагается, на безопасные пастбища и пасется там вволю, не боясь предельных своих, уязвимых размеров. Чтобы на ранней зорьке, когда снова в бой, снова сжаться в яростной готовности к атаке.