Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

6 июля 1917 года правительственные войска заняли Петропавловскую крепость в Петрограде и вытеснили оттуда большевиков, не употребив для этого ни одного выстрела. Поэтому дядя Борис писал из своего поместья 15 августа 1917 года: «Всё спокойно. Наконец люди доброй воли могут чувствовать себя снова в безопасности, а злонамеренные имеют все основания дрожать».

Однако покой не был желанной стихией революции. Происходили неожиданные убийства и грабежи. Из-за неспокойной обстановки нередко происходили случайности с тяжёлыми последствиями. В одном из писем, от 9 августа, Борис писал своей матери: «Часовой, охраняющий цистерну с горючим, пытался украсть из неё несколько литров. Было темно, и он зажег спичку. От последовавшего взрыва было разрушено несколько домов в округе, солдат сам был разорван на куски. Охваченные паникой, его товарищи начали дико стрелять во все стороны. Когда люди поспешили на помощь, чтобы затушить огонь, их встретили пули. Короче: соответствующая времени идиллия».

И тем не менее Лили (жена дяди Бориса) удивилась, когда однажды увидела из окна столовой, как солдаты-охранники, оставшиеся верными царскому правительству, спасаясь бегством, приближались к дому. Держа ружья под мышкой, они бежали за своим лейтенантом с болтающейся саблей по лужайке перед домом и кричали, обращаясь к моему дяде: «Спасайтесь! Мы не можем вас больше защитить. Они уже идут!».

В окрестных деревнях уже пробили тревогу; колокольный звон перекрывал шум приближающейся черни.

Мажордом Ваня и кучер Михайло заклинали Бориса и его жену покинуть дом на тройке, которая уже была запряжена и стояла у ворот. Борис не мог, однако, решиться на бегство.

Толпа уже ворвалась во двор: это были жители окрестных деревень: Коробовки, Подворок и Дебрей – под предводительством своих главарей. Из самого большого села этой местности Биагора никто не пришёл, его жители не захотели иметь ничего общего с этими событиями.

Многие из крестьян знали Бориса с детства, поэтому он вышел к ним спокойным, чтобы с ними поговорить. Его жена Лили, которой было двадцать два года, отказалась оставить его одного и, взяв его под руку, вышла с ним.

Но толпа пришла, чтобы убить, и поэтому в ход пошло всё, как бывало полвека назад в дни крестьянских волнений, во времена крепостного права. В то время, пока Борис пытался изложить свои доводы, группа озлобленных женщин, окружив Лили, пыталась набросить ей на шею удавку.

Мужики начали сердито кричать на своих баб и веревка исчезла. Один деревенский парень забрался на дерево, чтобы оттуда лучше наблюдать происходящее. При этом он задел электрический провод, который ему мешал. Чтобы предотвратить худшее, Борис крикнул ему: «Немедленно слезай!». Так как парень не сразу послушался, один из мужиков крикнул ему: «Не слышишь, что говорит князь? Слезай, дурак!».

При этих словах толпа затаила дыхание, возникла пауза, казалось, крестьяне обдумывали человеческую реакцию обеих сторон, взвешивая доводы каждой.

Вдруг вынырнул какой-то маленький, сморщенный, особенного типа человек, у которого на кривом носу косо сидело пенсне; он начал высмеивать мужиков и издеваться над ними: «В душе вы всё ещё крепостные. Вы никогда не осмелитесь сделать что-либо дурное князю!». Главарь отвечал: «Это верно; он только свистнет, и мы повинуемся. Но теперь времена изменились. Мы хотим его землю, а он никогда её нам не отдаст, пока жив. И хотя мы его уважаем, мы должны от него избавиться. Но что касается тебя, – обратился он к ухмыляющемуся человеку в пенсне, – тебе нет никакой причины злорадничать. Придёт день, и мы повесим тебя и тебе подобных, но уж без всякого уважения!».

Поздно ночью Бориса и Лили доставили на допрос в деревенскую школу. В этот раз им поставили в вину наличие в их доме охотничьих ружей, которые полупьяные мужики разложили перед ними. Их обвинили в том, что они намереваются стрелять в народ из этих ружей.

Лили возразила: «Но вы же знаете эти ружья! Большинство из вас участвовали в охоте или помогали в ней!»

Борис остановил её и сказал по-английски: «Не говори, дай мне ответить».

Обвинения становились всё нелепее. Наконец их обоих опять отвели в комнату. Когда рассветало, пришла охрана, чтобы забрать Бориса. Ему разрешили попрощаться с Лили в маленькой задней комнате; она навсегда запомнила его последний взгляд через плечо, когда они уводили его.

Разнёсся рёв ждущей толпы, когда Борис появился у ворот. Затем дело взяли в свои руки восставшие солдаты, находившиеся в поезде, который случайно остановился на местной станции.

Позднее один солдат, отделившийся от других, отвёл Лили к товарному поезду, стоявшему на боковом пути станции; там лежал труп Бориса. Всю ночь просидела Лили около него на соломе. Солдат не покидал её. Утром кто-то привёл священника, который отслужил панихиду. Дети железнодорожников собрали полевые цветы и принесли ей, чтобы она положила их рядом с мёртвым.

Лили возвратилась затем в Аннино, где её ждала двоюродная сестра Бориса, Маруся Вельяминова, прискакавшая верхом на лошади из Биагора.