Женщина со шрамом

– Мы стали друзьями, а позже и деловыми партнерами. Ничего официально не оформляли, просто вместе работали. У Робина были идеи, у меня – практический опыт и хотя бы какая-то надежда на заработок. Не ломайте себе голову, я сам отвечу вам на вопрос, который вы хотите задать потактичнее. Мы были – друзья. Не любовники, не заговорщики, не однокашники, не собутыльники. Друзья. Он мне нравился, и мне представляется, что мы были полезны друг другу. Я сказал ему, что получил наследство – чуть больше миллиона – от своей незамужней тетушки, которая недавно скончалась. Тетушка была вполне настоящая, да только у нее, бедняжки, ни гроша за душой не водилось. На самом деле мне здорово повезло в лотерее. Сам не пойму, зачем я вам все это рассказываю, впрочем, вы ведь все равно рано или поздно это раскопаете, если зададитесь вопросом, не заинтересован ли я, с финансовой точки зрения, в смерти Робина. Нет, не заинтересован. Сомневаюсь, что он мог оставить что-нибудь, кроме долгов и кучи вещей, в основном одежды, которую он здесь в беспорядке бросил.

– Вы когда-нибудь говорили Робину о вашем выигрыше в лотерее?

– Нет, никогда. Я думаю, что неразумно рассказывать людям о большом выигрыше. У них сразу возникает идея, что, раз вы сами ничего не сделали, чтобы заслужить такое везение, вы просто обязаны поделиться с такими же ничем его не заслужившими людьми. Робин поверил в историю о тетушке-богачке. А я вложил больше миллиона в этот дом. Это была его идея, что нам надо открыть курсы обучения этикету для новых богачей или для тех, что стремятся подняться вверх по социальной лестнице и не желают попадать в неловкое положение каждый раз, когда устраивают прием для начальства или приглашают девушку в приличный ресторан.

– А я считал, что очень богатых все это совершенно не заботит, – сказал Бентон. – Разве не они сами устанавливают правила?

– Мы не надеемся привлекать миллиардеров, – ответил Коксон, – но можете мне поверить, большинство людей это заботит. Наше общество устремлено вверх. Никто не хочет оставаться социально неблагополучным. И дела у нас идут хорошо. Сейчас у нас уже двадцать восемь клиентов, они платят пятьсот пятьдесят фунтов за четырехнедельный курс. Занятия идут не полный рабочий день. Получается, в общем, недорого. Это единственный из планов Робина, который обещает приносить хоть какой-то доход. Пару недель назад его выставили из квартиры, так что он жил здесь, в одной из комнат в задней части дома. Он не проявляет… не проявлял… особого такта, гостя в моем доме, однако, по сути, это устраивало нас обоих. Он присматривал за домом и всегда был на месте, когда наступала его очередь вести занятия. Вам, вероятно, трудно будет поверить, но он был хорошим преподавателем и знал свой предмет. Клиентам он нравился. Проблема в том, что Робин – ненадежен… был ненадежным и переменчивым. На какой-то момент бывает охвачен бешеным энтузиазмом, а в следующий уже занят каким-нибудь другим безрассудным планом. Он мог кого угодно вывести из себя, но мне никогда не хотелось его бросить. Такое мне даже в голову никогда не приходило. Если вы можете объяснить мне, какие химические процессы соединяют людей, в корне отличных друг от друга, я с интересом послушаю.

– А что вы можете сказать о его отношениях с Родой Грэдвин?

– Ох, это гораздо труднее. Он не очень много о ней рассказывал, но было вполне очевидно, что ему нравится называть ее своим другом. Это добавляло ему престижа в собственных глазах. Не это ли самое важное для всех нас в конечном счете?

– Это было связано с сексом? – спросила Кейт.

– Да нет, вряд ли. Мне представляется, что эта дама – из аквариума, где рыба покрупнее, чем Робин. И сомневаюсь, чтобы он ей нравился как мужчина. Его так не воспринимают. Возможно – слишком красив, почти асексуален. Вроде как со статуей любовью заниматься. Для него секс не имел значения, а вот Рода – имела. Он как-то сказал мне, что может с ней говорить и получает в ответ правду или то, что может сойти за правду. Я часто думал, что она, вероятно, напоминает ему кого-то, кто на него сильно в этом смысле повлиял, школьную учительницу или еще кого-нибудь. И мать он потерял, когда ему всего семь лет было. Некоторым детям так и не удается до конца это пережить. Может, он замену матери в ней искал. Психотрепня, я понимаю, но что-то в этом все же есть.

Бентон же подумал, что ничего материнского он в Роде Грэдвин не увидел, но, в конце-то концов, что они на самом деле о ней знают? Разве отчасти не оттого ему так интересна его работа, что другие люди остаются непознаваемы? Он спросил:

– Робин говорил вам, что мисс Грэдвин должны были убрать шрам и где предполагалось провести эту операцию?

– Нет, и меня это вовсе не удивляет. То есть я хочу сказать – меня не удивляет, что он не рассказал мне об этом. Наверное, она просила его хранить это в секрете. Робин умел хранить секреты, если считал, что дело стоит того. Он мне сообщил только, что проведет несколько дней в гостевом коттедже в Сток-Шеверелле. Даже не упомянул, что там будет Рода Грэдвин.