Погода стояла прекрасная, будто нарочно для поездки за город; в такую погоду Дэлглиш любил, не торопясь, исследовать уединенные проселочные дороги, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться устремленными вверх стволами огромных деревьев, обнажившихся к зиме, черными руками суков, воздетыми к небу, и замысловатым сплетением тонких верхних ветвей на фоне безоблачной синевы. Осень была долгой, но сейчас он вел машину под ослепительно белым диском зимнего солнца, истончившиеся края диска таяли в голубизне такой же яркой, как в день жаркого лета. Свет солнца скоро начнет слабеть, но сейчас, в сиянии его лучей, поля, невысокие холмы и купы деревьев были четко очерчены и не давали тени.
Выбравшись наконец из лондонских пробок, они ехали быстро и через два с половиной часа были уже в восточном Дорсете. Свернув на придорожную площадку для стоянки, они съели свой пикник-ленч, и Дэлглиш сверился с картой. Через пятнадцать минут они подъехали к перекрестку, где указатель направил их в Сток-Шеверелл, а примерно в миле за деревней увидели столб с вывеской: «Шеверелл-Манор». Притормозили у кованых железных ворот, за которыми виднелась буковая аллея. Пожилой человек, кутающийся в длинное пальто, сидел у ворот с той стороны на чем-то вроде кухонной табуретки и читал газету. Он, не торопясь, аккуратно ее сложил и двинулся открывать высокие ворота. Дэлглиш подумал было, не выйти ли – помочь старику, но ворота, качнувшись, открылись довольно легко, и Дэлглиш проехал на въездную аллею. Кейт и Бентон последовали за ним. Старик запер ворота и подошел к машине.
– Мисс Крессет не любит, чтобы машины беспорядок на въезде устраивали, – сказал он. – Вам надо будет объехать восточное крыло.
– Мы так и сделаем, – пообещал Дэлглиш. – Но с этим можно подождать.
Все трое вытащили свои следственные чемоданчики из машин. Даже напряженность момента, сознание, что несколько человек ждут его – кто волнуясь в большей или меньшей степени, а кто и со страхом, – не помешали Дэлглишу приостановиться на считанные секунды, чтобы взглянуть на дом. Он знал, что этот дом считается в Англии одним из красивейших феодальных замков эпохи Тюдоров, и сейчас он открылся перед ним в совершенстве формы, в уверенной гармонии изящества и силы: дом, построенный для несомненных фактов бытия – для рождений и смертей, для обрядов перехода, знаменующих смену этапов в жизни его обитателей, построенный людьми, которые знали, во что верят и что делают. Дом, обосновавшийся в истории, выдержавший проверку временем. Перед Манором не было травянистой лужайки, не было статуй. Он представал перед глазами без украшений, с достоинством, не нуждавшимся в преувеличении. Дэлглиш видел его сейчас во всей красе. Ослепительное утреннее сверкание зимнего солнца смягчилось, отполировав стволы буков и омыв камни Манора серебристым светом, так что в минутной неподвижности вдруг показалось, что дом затрепетал и стал бесплотным, точно видение. Дневной свет должен скоро померкнуть: декабрь – месяц зимнего солнцестояния. Падут сумерки, за ними быстро наступит ночь. Дэлглиш и его группа будут расследовать деяние тьмы в зимней темноте. Для тех, кто любит свет, это станет одним из неблагоприятных моментов, как практически, так и психологически.
Когда Дэлглиш со спутниками направлялись к главному входу, дверь отворилась и оттуда навстречу им вышел какой-то человек. Он мгновение поколебался, не следует ли ему отдать честь, но просто протянул Дэлглишу руку и представился:
– Старший инспектор Кит Уэтстон. Вы быстро доехали, сэр. Шеф сказал, вам нужна будет группа оперативной поддержки. У нас только двое сейчас свободны, но они должны прибыть минут через сорок. Фотограф уже едет.
Дэлглиш подумал, что при взгляде на Уэтстона не может возникнуть никаких сомнений, что перед вами полицейский или военный. Он был тяжеловат, но подтянут и держался прямо. Грубоватое, но приятное лицо, румяные щеки, твердый взгляд наблюдательных глаз под волосами цвета старой соломы, подстриженными ежиком, и хорошей формы круглые, но очень большие уши. На нем были костюм из грубого твида и теплое пальто.
Когда группа была ему представлена, он спросил:
– А вам известно, почему Столпол берет это дело, сэр?
– Боюсь, что нет. Я так понимаю, вас удивило, когда заместитель комиссара позвонил?
– Я знаю, что начальник управления посчитал это довольно странным, но нам ведь работу искать не приходится. Вы, наверное, слышали про те аресты на побережье. Парни из таможни и акцизного управления так и кишат вокруг. В Ярде говорят, вас устроит констебль-детектив. Я оставлю вам Малколма Уоррена. Он у нас тихий, но соображает неплохо и знает, когда надо язык за зубами держать.
– Тихий, надежный и рассудительный, – сказал Дэлглиш. – Кто бы стал возражать?! А где он сейчас?