– Бедная мама. Бесконечные годы врачей, медсестер. Со временем ее больные легкие стали казаться уже не болезнью, а как бы сокровенной частью маминой сути. А когда она умерла, я о ней почти не тосковала. На самом деле ее как бы вообще не было. Я помню, что за мной послали в школу, но слишком поздно. Кажется, я была рада, что не успела туда. Но ее пустая спальня… Это было ужасно. Я до сих пор эту комнату терпеть не могу.
Помолчав, Летти сказала:
– Я тоже хочу тебя спросить. Почему ты вышла замуж за Гая Хаверленда?
– Потому что он был забавный, умный, очаровательный и очень богатый. Даже в свои восемнадцать лет я с самого начала знала, что это долго не продлится. Поэтому мы и поженились в Лондоне, в отделе записей актов гражданского состояния. Клятвы, данные там, казались менее обременительными, чем произнесенные в церкви. Гай был не способен устоять перед чарами хорошеньких женщин и не собирался меняться. Но у нас было три чудесных года, и он успел многому меня научить. Я никогда о них не пожалею.
Летти поднялась на ноги.
– Время спать. Спасибо за обед и спокойной ночи, моя дорогая, – сказала она и ушла.
Хелина подошла к окну, выходящему на запад, и раздвинула шторы. Западное крыло было погружено во мрак – всего-навсего длинный темный массив в лунном свете. Интересно, думала она, неужели это насильственная смерть высвободила стремление к откровенности, потребность задавать вопросы, которые оставались незаданными многие годы? Она думала о Летти и о ее замужестве. Ее брак не дал детей, и Хелина подозревала, что для Летти это было большим горем. Неужели священник, за которого она вышла замуж, оказался из тех, кто по-прежнему считал секс чем-то неприличным и смотрел на жену и на всех добродетельных женщин как на Деву Марию? И не замещали ли откровения этого вечера тот вопрос, который отягощал мысли обеих и который ни та, ни другая не решились задать?
14
До половины восьмого у Дэлглиша практически не было возможности осмотреть свое временное жилье и там хоть как-то устроиться. Дорсетская полиция сделала все, что могла, быстро и оперативно: проверили телефонные линии, установили компьютер, водрузили на стену большую пробковую доску, на случай если Дэлглишу придется демонстрировать визуальные изображения. Подумали даже о его удобстве, и хотя в Каменном коттедже попахивало плесенью, как бывает в домах, где много месяцев никто не жил, в камине жарко пылали поленья. В спальне наверху была приготовлена постель и включен электрокамин. Душ, хотя и не современный, когда он его проверил, выдал струи очень горячей воды, а холодильник оказался набит продовольствием, которого могло хватить по меньшей мере на целых три дня, включая низкую керамическую кастрюлю с явно домашним тушеным барашком с луком и картофелем. Там же обнаружились банки пива и две бутылки очень неплохого вина, красного и белого.
К девяти часам он успел принять душ и переодеться, подогреть барашка и пообедать. В записке, которую он обнаружил под керамической кастрюлей, говорилось, что барашка приготовила миссис Уоррен: это открытие лишний раз подтвердило убежденность Дэлглиша в том, что временное назначение ее мужа в спецгруппу было явной удачей. Он откупорил бутылку красного вина и поставил ее и три бокала на низкий столик перед камином. Оконные занавеси с веселеньким рисунком были задернуты, скрыв вечернюю тьму, и Дэлглиш вдруг ощутил, как это с ним иногда случалось во время расследований, что он уютно укрыт в кратковременном уединении. Провести хотя бы часть дня в полном одиночестве было для него с самого детства столь же необходимо, как еда и свет. Но вот краткая передышка окончилась, он достал небольшую записную книжку и принялся просматривать заметки о дневном опросе. Еще с того времени, когда он был сержантом-детективом, он вел личные записные книжки, куда заносил несколько ключевых слов и фраз, которые могли моментально восстановить в памяти образ человека, неразумное допущение, обрывок разговора, обмен взглядами. С помощью этих записей его память работала почти безупречно. Закончив свой индивидуальный обзор, он позвонит Кейт и попросит, чтобы они с Бентоном пришли к нему. Тогда они вместе обсудят, чего удалось добиться за этот день, и он изложит им программу на завтра.
Индивидуальный опрос не внес существенных изменений в показания, уже данные раньше. По правде говоря, Кимберли, несмотря на заверения Чандлера-Пауэлла, что она все сделала правильно, была явно расстроена и пыталась убедить себя, что – в конце-то концов – она ведь могла ошибиться. Оставшись в библиотеке наедине с Дэлглишем и Кейт, она все время украдкой поглядывала на дверь, будто надеясь увидеть мужа или страшась, что вот-вот появится мистер Чандлер-Пауэлл. Дэлглиш и Кейт были с ней предельно терпеливы. Когда ее спросили, была ли она уверена в тот момент, как услышала голоса, что это голоса сестры Холланд и мистера Чандлера-Пауэлла, она сморщила лицо, изображая напряженную сосредоточенность мысли: