Учитывая, какое количество виски он уже успел выпить, я не мог бы поручиться, что это не было шуткой.
– Ты действительно вытащил самый счастливый билет, – добавил он.
– О чем ты говоришь?
Он бросил мне косой взгляд.
– А ты как думаешь? Мало того что эта девушка до неприличия красива и безбашенна, так еще и очаровательна.
У меня возникло тягостное впечатление, что я слушаю Ларри Кинга. Даже смешки и аплодисменты на заднем плане и те присутствовали.
– Почему ты мне этого не сказал? Думаешь, я ничего не знаю?
Новый глоток спиртного.
– Ну, это… Так вот, старик, ты хорошо сделаешь, если не будешь слишком ее забывать! Я разрушил все свои браки и далеко не уверен, что заслуживаю осуждения, но говорю тебе, что если бы я запал на такую девушку, как она, то приложил бы куда больше усилий.
В общем и целом не проходило и месяца, чтобы Катберт не читал мне мораль по поводу Эбби. Это могло быть туманными намеками, описательными предложениями или длинной проповедью, достойной лютеранского пастора. Короче говоря, в чем он меня упрекал? Безусловно, в том же самом, в чем я упрекал себя сам. Я был знаком с Эбби больше года, но наши отношения, казалось, не продвинулись ни на волос. Мы живем с ней совершенно отдельно, не подвергаясь трудностям повседневной жизни, разрушающим большинство пар. Когда мы разъехались из-за работы, мне не хватало Эбби, но в то же время я знал, что периоды одиночества мне просто необходимы. Даже если в таких отношениях на расстоянии и существуют какие-то преимущества, совершенно очевидно, что Эбби нуждается в большем, хотя я толком не знал, что имелось в виду под словом «большее». А возможно, мне просто не особенно хотелось это знать.
– Ладно, оставим прошлое там, где оно есть. У тебя есть время просмотреть сценарий?
Ожидая, что Катберт затронет эту тему, я не мог предположить, что это произойдет так быстро. Не иначе, пользуется последними мгновениями, когда еще в состоянии здраво рассуждать, чтобы вести деловой разговор.
– Интересно, – произнес я, кивая с глубокомысленным видом. – Очень интересно…
Разумеется, я его даже не прочитал. Только бегло проглянул прилагающееся к нему краткое содержание и просмотрел по диагонали три страницы, после чего закинул подальше в ящик письменного стола. То немногое, что я о нем знал: сюжет развивается вокруг четырех тинейджеров, которые, отправившись на уикенд в роскошный семейный пансионат в Вермонте, оказываются мишенью убийцы в маске. Одна из нелепых историй, за которую не осмелился бы взяться ни один сценарист, хоть немного находящийся в здравом уме, если только его не зовут Алан Смит. Когда-то
– Ну и?
Чтобы придать себе храбрости, я досуха опустошил стакан чего-то крепкого. Горло мне обожгло будто раскаленной лавой.
– Последовательность сцен…
– Хм?
– Надо бы поработать над контрастом продолжительности и ритма. Слишком много сцен, которые не служат развитию сюжета.
Все сказанное почти слово в слово повторило комментарий, которым я воспользовался по поводу прошлого сценария, что Катберт мне предложил. Им же я снова воспользуюсь, когда зайдет разговор о следующем, если он будет. Но Катберт, судя по всему, удовлетворился этим ответом. Он успел уже достаточно нагрузиться. Об этом говорило положение всего его тела; я смотрел, как остатки янтарной жидкости едва не выплескиваются за край его стакана.
– Ты чертовски проницателен! Ровно то же самое и я сказал себе, прочитав все это: «Надо полностью пересмотреть последовательность сцен». Хорошо, согласен: история не бог весть какая оригинальная.
– Думаешь?
– …Но куда приятнее видеть мальчиков для битья, которых мочат одного за другим. Когда я смотрю эти фильмы, меня не покидает ощущение, что я попал в древнегреческую трагедию; мы оба знаем, что половина персонажей не дойдет до конца пьесы, и так оно и происходит. В конечном счете современный катарсис…[10]
Я не особенно понимал, к чему он клонит, но давно знал, что с Катбертом, который начал пить, спорить не стоит.
Когда после нескольких проволочек и уточнения условий я взялся доводить сценарии до ума, то каждое утро я перечитывал полстраницы «Нью-Йорк таймс», висящей у меня над столом в прекрасной рамке черешневого дерева: «Дэвид Бадина, новый вундеркинд Голливуда». Я наизусть знал статью, которая вышла в ежедневной газете пять лет назад, и, повинуясь некому мазохистскому порыву, громко декламировал ее сам себе в нередкие периоды упадка сил.