Приблизившись к руинам, я увидел, что когда-то здесь была старинная часовня, возможно, принадлежавшая монастырю, теперь же она покрылась трещинами и разрушалась, на земле среди травы лежали камни, упавшие с ее стен, вероятно, во время сильных штормов. Пологий склон вел к берегу реки. Проходя под старой аркой, я вздрогнул, когда птица у меня над головой внезапно поднялась в воздух и стала оглушительно бить крыльями, издавая громкий, похожий на карканье крик, который эхом разнесся в старых стенах часовни и был подхвачен другой птицей вдали. Это уродливое исчадие ада напоминало морского стервятника, если такой вид существует в природе. От неожиданности я вздрогнул, когда птица, тяжело взмахивая крыльями, пролетела надо мной и направилась в сторону моря, и не без облегчения проводил ее взглядом. Затем я посмотрел себе под ноги и обнаружил, что упавшие камни и земля между ними забрызганы птичьим пометом. Вероятно, птицы облюбовали эти стены для гнездовий и выведения птенцов.
Но, несмотря ни на что, мне понравилось это уединенное место, я представил себе, как здесь должно быть хорошо летними вечерами, когда нежный ветерок дует с моря и шевелит густую траву; дикие цветы — белые, желтые и розовые — распускаются среди потрескавшихся камней; солнце медленно клонится к закату, певчие птицы выводят свои прекрасные трели, а издалека доносится шум бьющейся о берег воды.
Погрузившись в размышления, я ступил на территорию небольшого кладбища. Его окружала полуразрушенная стена, и я остановился, потрясенный удивительным зрелищем. Там было около пятидесяти старых могил, кое-где надгробия на них покосились или даже упали, их покрывали заплаты из желто-зеленого лишайника и мха, от соленого ветра они выцвели, а частые дожди оставили на них пятна. Могильные холмики заросли травой и сорняками, некоторые сравнялись с землей или даже провалились. Имена и даты невозможно было разобрать, надо всем этим местом царила атмосфера тления и заброшенности.
Впереди, там, где стена переходила в осыпь камней и мусора, виднелась дельта реки с серой водой. Пока я стоял, предаваясь размышлениям, последний луч солнца погас, резкий порыв ветра зашуршал травой. В небе надо мной уродливая птица со змеевидной шеей возвращалась к руинам, и я заметил, что в своем крючковатом клюве она держала рыбу, которая беспомощно извивалась и пыталась вырваться. Я проследил взглядом за птицей — наконец она стала снижаться и села на камни, один из которых упал и укатился в траву.
И в надвигающихся ноябрьских сумерках я почувствовал, каким холодным, пустынным и жутковатым было это место. Не желая оказаться во власти нездоровых мыслей и подавленного настроения, я уже собирался покинуть кладбище и поскорее вернуться в дом, чтобы зажечь свет во всех комнатах и по возможности развести камин, после чего приступить к работе над бумагами миссис Драблоу. Но когда я повернулся и снова обвел взглядом кладбище, то увидел женщину с изможденным лицом, которая присутствовала на похоронах миссис Драблоу. Она стояла у самой стены, рядом с одним из надгробий, еще не успевшим покоситься. На ней были тот же самый наряд и чепец, который она теперь уже не так сильно надвинула на глаза, и я смог лучше рассмотреть ее лицо.