Женщина в черном

Это оказалась примерно такая же комната, которая сохранилась в моих детских воспоминаниях и с которой навсегда был связан стук кресла-качалки. Детская комната. В углу стояла кроватка, такая же узкая и низкая, как в свое время была у меня. Рядом с ней, обращенное к камину, чуть сбоку от него, стояло кресло-качалка. Оно также показалось мне на удивление знакомым — сделанное из темного дерева, возможно, вяза, с низким сиденьем, высокой спинкой из перекладин, с широкими потертыми изогнутыми полозьями. Я смотрел, пока у меня не заболели глаза, как оно медленно раскачивалось, постепенно сбавляя скорость. Так часто раскачивается кресло-качалка после того, как из нее кто-то встает.

Но рядом никого не было. Комната оказалась пустой. Тот, кто только что встал из него, должен был выйти в коридор и столкнуться со мной, и мне пришлось бы отодвинуться в сторону, чтобы пропустить его.

Я быстро провел лучом фонаря вдоль стен. Увидел каминную трубу и очаг, окно и ставни были закрыты, окно перегораживали две деревянные балки — такие часто прибивают в детских комнатах, чтобы ребенок не вывалился наружу. Других дверей в комнате не было.

Кресло раскачивалось все слабее, теперь я едва различал его колебания и почти не слышал стука. Наконец оно замерло, и наступила тишина.

Детская комната была хорошо обставлена, убрана и выглядела так, словно ребенок покинул ее на пару дней или просто ушел на прогулку. Здесь не чувствовались сырость, заброшенность или неуютная атмосфера нежилого помещения, которые царили во всех остальных комнатах особняка Ил-Марш. Затаив дыхание, я осторожно и аккуратно обследовал комнату. Проверил кровать, она осталась заправленной: простыни, подушки, одеяла и стеганое покрывало — все было на месте. Перед кроватью стоял маленький столик, а на нем — крошечная деревянная лошадка и ночник с оплывшей, наполовину сгоревшей свечкой. В комоде и гардеробе все еще хранилась одежда для мальчика шести или семи лет, красивая, хорошо сшитая одежда, вроде той, что носили мои родители, когда сами были детьми. Я запомнил это по старым фотографиям, которые еще хранились у нас дома. Такая одежда считалась модной лет шестьдесят тому назад.

А потом я увидел детские игрушки, множество игрушек, и почти все они были чистыми, расставленными с большой тщательностью. За этими игрушками следили и хорошо ухаживали. Ряды оловянных солдатиков, выстроенных в полки, и ферма, состоявшая из огороженных заборами раскрашенных амбаров, стогов и маленького кукурузного поля на деревянной доске. Модель корабля с мачтами и льняными парусами, пожелтевшими от времени; хлыст для верховой езды, лежавший рядом с начищенным до блеска волчком. Там я обнаружил различные настольные игры: лудо и халма, шашки и шахматы, а также пазлы, изображавшие сцены из деревенской жизни, цирковые представления и картину «Отрочество Роли».[8] В маленьком деревянном ящике хранились кожаные обезьянки, шерстяная кошка с четырьмя котятами, лохматый мишка и лысая кукла в матросском костюме и с лицом китайца. У ребенка имелись карандаши и краски, флакончики с цветными чернилами и книжки с детскими стихами, легендами Древней Греции и библейскими историями и молитвенник, набор костей и две колоды игральных карт, миниатюрная труба и разрисованная музыкальная шкатулка из Швейцарии, а также оловянный негритенок с руками и ногами на шарнирах.

Я брал все эти вещицы в руки, ощупывал и даже нюхал некоторые. Они пролежали здесь, наверное, с полстолетия, и все же в них, наверное, играли днем и убирали на ночь. Я больше не боялся. Мне стало любопытно. Я испытывал странное, непривычное чувство, словно все это происходит во сне. Но по крайней мере в тот момент мне казалось, что бояться нечего и ничто не может причинить мне вред. Пустая комната, открытая дверь, заправленная кровать и странная атмосфера печали и утраты, которая вызвала у меня ощущение опустошенности и грусти. Как я мог это объяснить? Я просто чувствовал это.

Собака тихо сидела на коврике рядом с детской кроваткой. Я обследовал комнату, но так и не смог найти объяснения случившемуся. Не желая больше оставаться в этом месте, навевавшем на меня тоску, я в последний раз осмотрелся по сторонам, позвал собаку, вышел и закрыл за собой дверь.

Было еще не очень поздно, но у меня пропало всякое настроение изучать бумаги миссис Драблоу. Я чувствовал себя измотанным, усталым и опустошенным после сильных переживаний. Примерно так же, наверное, ощущает себя человек, выброшенный на берег после бури.

Я выпил бренди, разбавленный горячей водой, обошел дом, подбросил угля в камины и закрыл все двери, прежде чем лечь в постель и почитать перед сном сэра Вальтера Скотта.

Но перед тем как удалиться к себе, я снова прошел по коридору, ведущему к детской. Дверь была закрыта, как я и оставил ее. Я прислушался, но ничего не услышал. Я не стал вновь нарушать тишину и уединение комнаты и тихо вернулся в свою спальню, находившуюся в передней части дома.

Ты свистни — тебя не заставлю я ждать