Женщина в голубом

Уставший, нетрезвый, испытывая лишь одно желание, вернее, два – горячий душ и в постель, – он переступил порог пустой и темной квартиры, небрежно бросил на тумбочку легкий плащ. Замер настороженно, заметив картонный прямоугольник размером чуть побольше бизнес-карточки, выскользнувший из кармана. Нагнулся, поднял, недоуменно повертел в руках – это была открытка в восточном стиле: вереница разноцветных журавликов по диагонали, внизу слева покрупнее, в правом верхнем углу совсем крошечных, а в центре мраморная скульптура – зверь с красными ушами и оскаленными зубами.

Артур стоял долгую минуту, рассматривая открытку, потом перевернул, надеясь увидеть послание, но обратная сторона картонного прямоугольника была девственно чиста.

Зверя он уже видел… оборотень! Точно. Кицуне![3] Лисица-оборотень, символ обмана.

Ах ты, дрянь! Он знал, кто сунул открытку ему в карман. Смял ее и отшвырнул…

…Он прошел по квартире, зажигая везде свет. Так ему казалось, что он не один. Эффект присутствия… Нет, иллюзия присутствия… кого-нибудь.

Зоя у матери, после того случая они стали чужими. Он простил ее, он пытается забыть, он делает над собой усилия, а она не ценит. Они хорошо жили, и вся жизнь коту под хвост из-за этого ничтожества! Бабника и фата Речицкого! Вокруг него всегда крутятся какие-то сомнительные особы женского пола – Артур не упускал случая поиздеваться над всеядностью пивовара, которого всегда тянет в грязь.

Зоя всегда соглашалась с ним… во всяком случае, не спорила. А потом грянул гром! Его добрая знакомая и смотрительница галереи Лидия Гавриловна увидела Зою и Речицкого вместе. Их дома́ рядом.

– Вы, Артик… – она называла его Артиком, а он ее Мальвиной – за голубые локоны, мысленно, разумеется. – Вы, Артик, должны знать кое-что, – сказала Лидия Гавриловна. – Я колебалась, я никогда не лезу в чужие дела, вы же знаете, но потом подумала, что вам все-таки следует знать.

Ондрик ухмыльнулся, не почувствовав худого: она не лезет в чужие дела, можно подумать! Еще как лезет! Первая сплетница на деревне. Ничто в нем не замерло от предчувствия, он был доволен собой, успешен, занят любимым делом.

– Ваша жена встречается с Речицким, они приезжают днем на его машине, а через три часа он отвозит ее в город.

Мальвина смотрела на него с садистским любопытством, наблюдала, как меняется его лицо. Артур стоял как парализованный, не в силах выговорить ни слова, у него даже в глазах потемнело. Зоя и Речицкий? Не может быть! Только не Речицкий, над которым он издевался, рассказывая Зое про дешевых дамочек, которые не могут устоять против этого мачо. Он был низвергнут. Он сразу поверил ей, обвинение было серьезным.

– Французы говорят, мужья узнают обо всем последними, – забивала последние гвозди в его гроб Мальвина. – Возможно, мне следовало промолчать, но адюльтер – это серьезно, я решила, что вам нужно знать. Вы достойный человек, Артур, и я не хочу, чтобы вас называли рогоносцем и смеялись над вами. Обманутые мужья смешны! Обманутые мужья – герои анекдотов. Тем более я не уважаю Речицкого, у этого человека раздутое либидо мартовского кота и грязная репутация.

Артуру казалось, что она воткнула в него нож и с каждой фразой проворачивает его, как ключ в замочной скважине. Глубже, сильнее, больнее…

– Присядьте, Артик, я сделаю вам кофе, – сказала Мальвина, удовлетворившись результатом. – На вас лица нет.

Она выплыла в подсобку и загремела посудой. Артур упал на стул и стал вспоминать.

Зоя изменилась; стала молчаливой; перестала интересоваться его работой, ни о чем не расспрашивала; на попытки близости с его стороны говорила, что плохо себя чувствует. Все говорит о том, что у нее есть любовник, а он, Артур Ондрик, несчастный самодовольный слепец. И дурак.

У него сжались кулаки при мысли, что они смеются над ним. В постели, после секса.

В последний раз он видел Речицкого пару недель назад, они столкнулись на площади, обменялись рукопожатиями, постояли.

Речицкий спросил, когда вернисаж и что новенького в галерее.

Артур отвечал серьезно и обстоятельно, Речицкий внимательно слушал. Лицо его было серьезно, он кивал, а внутри смеялся над ним и вспоминал, как они с Зоей…

Подонок! Подлый подонок! И Зоя не лучше…

Он ушел, не дождавшись кофе. Он не мог видеть Мальвину, он с удовольствием придушил бы ее, прекрасно понимая, что она тоже смеется над ним. Все, кто его знает, смеются над ним!

Он вернулся домой в неурочное время. Жена была дома, но собиралась выйти. Он отметил белый нарядный плащ и шелковый шарф, синий в розовых тюльпанах, который сам подарил ей. От нее пахло духами, которые были тоже его подарком.

– Ты уходишь? – спросил он.

– Выйду, пройдусь, что-то голова разболелась…

Бессовестная, она смотрела на него с улыбкой, а он готов был рычать от негодования. Голова разболелась! Всегда одно и то же! Классика. Она отказывает ему в сексе, потому что разболелась голова, спешит к любовнику, а мужу врет, что идет пройтись, все из-за той же несчастной больной головы!

– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил он.