Белогвардейские цепи, выставленные под Калиновкой для встречи нашего отряда, стали отступать. Наш грузовик на сильном ходу прорвался через цепь белых, и мы оказались у них в тылу с одной пулеметной лентой и одним снарядом, но белые этого не знали — они растерялись от неожиданности и стали разбегаться, кто куда. Один белогвардейский офицер выскочил из своего автомобиля и тут же застрелился.
В это время из Калиновки налетел конный отряд белых, открыл из винтовок стрельбу по нашему грузовику и повел на нас наступление. Подоспевшая нам на помощь наша пехота оттеснила конный отряд белых и заняла Калиновку. Во время перестрелки товарищ Рыльский был ранен пулей в плечо. Я повезла его на перевязочный пункт.
Проехав не более двух верст, мы увидели, что навстречу нам движется большой конный отряд. Отряд начал из винтовок обстреливать нас и подходить ближе. Нужно было, не медля ни минуты, скрыться.
Мне пришлось бежать буквально под градом пуль. Мы разбежались в разные стороны. Белые обстреливали нас.
Забежав за бугор, я увидела крестьянина, косившего жаткой хлеб. Стала просить его принять меня к себе на жатку и тем спасти меня от расправы, обещав заплатить ему за это пятьсот рублей. Крестьянин согласился взять меня к себе, причем тут же добавил, что денег с меня не возьмет. Я быстро скинула с себя верхнее платье, которое, кстати сказать, было в крови от раны Рыльского, села за жатку. Через несколько минут подскочило несколько верховых, и в числе их был командир эскадрона нашего отряда Данила Деркач. Тут же выяснилось, что нас приняли за белогвардейцев и решили изловить живьем. После этого случая я три раза искала Рыльского и, наконец, нашла его в селе Журавка больным, с воспаленной раной. Я передала ему находившиеся у меня деньги отряда, а сама пошла рядовым бойцом во 2-й эскадрон нашего кавалерийского полка, впоследствии влившегося в 6-ю кавалерийскую дивизию.
Двадцать третьего июня девятнадцатого года 6-я кавалерийская дивизия стояла в армейском резерве возле станции Воропаевка, когда в глубокие тылы нашей армии прорвался корпус генерала Мамонтова.
Противник занял селение Большая Ивановка, а одна из его дивизий уже двигалась на Камышин. Двадцать четвертого июня полк белой конницы с батареей вырвался к Волге и обстрелял пароходы.
Нашей дивизии было приказано: очистить тыл от неприятеля. Быстрым маршем выступили навстречу врагу. Двадцать пятого июня, заняв Дубовку, 6-я дивизия отбросила от Волги полк белых, пошла по его следам и возле селения Малая Ивановка встретила главные силы Мамонтова. Здесь мы приняли первый бой с прославленной конницей врага. Не дав развернуться, корпус белых атаковал нас. Черной лавиной неслась на нас вражеская конница. Наши эскадроны смешались и стали отходить.
На пути отступления лежала топкая, илистая речка. Единственный деревянный мостик связывал оба берега. На мосту — ни разъехаться, ни разойтись. Какая-то повозка, зацепившись колесом, перевернулась и загородила дорогу. На мостике началась суматоха. Бойцы прямо на конях бросились в речку, увязая в иле, пытаясь перебраться вплавь.
На берегу осталось брошенное прислугой орудие с зарядным ящиком. Враг наседал по пятам. Еще минута — и орудие достанется ему. Нашими же снарядами он начнет расстреливать нас.
Старшина эскадрона Панько Золотарев соскочил с лошади, побежал назад, перебрался через мостик к орудию и хотел вынуть замок. Ему долго это не удавалось. Налетели кубанцы. Панько выхватил наган и, расстреляв все патроны, упал. Он получил девять сабельных ударов.
Очнувшись, увидел себя в окружении казаков, но сдаваться не хотел. Угрожая пустым, наганом, Панько Золотарев вырвался из кольца и бросился под обрыв. Казаки махнули на него рукой, считая погибшим.
А он прополз по оврагу, переплыл речку и, обессиленный, уткнулся в камыши на берегу. Здесь его нашли наши бойцы и принесли ко мне на перевязку. На Панько страшно было смотреть — так исполосовали его казаки.
Мамонтову не пришлось порадоваться нашей неудаче. На помощь подошла 4-я кавалерийская дивизия. Дружным ударом мы здорово потрепали корпус Мамонтова. Он должен был прекратить свой первый рейд в тылах нашей армии.
В этот же день, двадцать шестого июня, приказом по армии обе дивизии объединились в 1-й конный корпус. Мы вошли в славные ряды буденновской конницы. Заняв правый фланг 10-й армии, мы вместе с ней отступали, когда Царицын был сдан.
На путях отступления наши части пополнялись и крепли. Конница обновляла свой потрепанный конский состав. Немало хороших лошадей досталось нам в немецких колониях.
Мне привели прекрасного золотисто-рыжего коня. Я сразу его полюбила. Это была умная, спокойная, сильная лошадь. Она хорошо понимала меня, как бы угадывая каждое мое намерение и часто выручала меня в бою. Ну, и я платила тем же. Заботилась о ней, как ни о ком в жизни. Отдавала последний кусок хлеба. Нередко «воровала» для нее овес и молоко, чего никогда не делала для себя.