Женщина в янтаре

И хорошее действительно произошло. Госпожа Саулите получила отдельную комнату, а для лагеря, где в небольших комнатушках ютились по две-три семьи, это было нечто неслыханное. Муж госпожи Саулите, о котором она никогда не вспоминала, пропал во время войны, значит, она никого не ждала, с кем собиралась бы вместе жить. Члены административного совета, принявшие такое решение, подверглись суровой критике, но таинственно молчали.

Госпожу Саулите видели семенящей в лодочках на высоких каблуках в сторону леса с англичанином, тем самым, который дергал Снежинку за хвост. Видели, как она, слегка раскрасневшаяся, чинно возвращалась в лагерь с ним под руку, высокие каблуки вязли в земле, а рыжий военный заботливо склонился над ней. Люди всезнающе усмехались и качали головами, когда она проходила мимо, но никто ничего не сказал.

В лагере случались свадьбы, женщины рожали, но, казалось, сексуальной жизни не существует, и для большинства ее действительно не существовало. Люди приходили в себя после голодных военных и послевоенных лет, горевали о погибших или о тех, с кем были разлучены. Депрессия коснулась чуть не каждого, но в то время не знали ни самого слова, ни его смысла. Теории о посттравматическом стрессе появились только спустя несколько десятилетий. Молодые пары, конечно, уходили гулять в лес, когда открывали ворота. Но ватаги мальчишек, хихикая в предвкушении зрелища, были начеку, так что любые эротические приключения находились под угрозой разоблачения и осмеяния. Однако госпожа Саулите замуж не собиралась.

Когда она перебралась в новую комнату, в субботу после обеда явился сержант со свертками в руках. Я вместе с другими детьми незаметно за ним наблюдала. Госпожа Саулите, по своему обыкновению, долго не открывала двери, он поправил галстук, потрогал усики и сделал вид, что нас не замечает. Ушел он только поздно вечером, но, случалось, его видели и в воскресенье утром, когда он садился в свой джип. Теперь по ночам окно комнаты госпожи Саулите было плотно занавешено толстым оливкового цвета одеялом.

Когда мы сажали дикие маки, госпожа Саулите рассказала мне о своем романе с сержантом. Я страшно гордилась, что стала ее доверенным лицом. Война не подавила в ней чувственности, не лишила романтичности, как маму. Жизнь госпожи Саулите была полна драматизма и перемен. В саду она работала в шелковом кимоно, оно распахивалось, виден был черный атласный лифчик и белая упругая грудь. Все это сопровождалось комментариями о том, кто из мужчин готов был умереть, лишь бы увидеть ее грудь, кто пытался ночью проникнуть в ее комнату, кто сходит с ума от ревности, и что теперь, наконец, о соперничестве не может быть и речи, так как у нее роман с сержантом. Господин Киплокс, всеми уважаемый член совета общины и лагерного совета, человек семейный, грозился перерезать себе вены, так он ее любит. Ей даже пришлось отпаивать его водой, чтобы он успокоился. Она боялась, что он скончается, пока она сбегает на колонку за водой, а он в это время сидел себе, поглядывал на часы и ногой покачивал, ждал, когда она вернется, чтобы начать представление с начала. Он не предполагал, что в окно она все видела, поэтому и подумать не мог, что она знает: все его отчаяние — притворство. Мужчины, конечно, народ интересный, но доверять им нельзя, сказала госпожа Саулите. С виду-то они пылкие и верные любовники, а на самом деле капризны, как здоровые молодые жеребцы.

А сержант ее любит, она в этом уверена. Он просит, чтобы она поехала с ним в Англию, но ей хочется в Америку. Он ужасно огорчился, получив отказ, и даже принес ей бутылку кока-колы. Это, пояснила госпожа Саулите, на редкость вкусный напиток, тонкие, сложные комбинации запахов, она бы сказала — смесь амброзии и какого-то экзотического французского ликера. Когда его пьешь, возникает ни с чем не сравнимое ощущение — словно ты свободен, силен, полон надежд. Ей так хочется, чтобы и я как-нибудь попробовала. Она хотела оставить мне капельку, но сержант, который от нее без ума, настоял, чтобы она выпила все до дна. Госпожа Саулите кивнула на пузатую бутылку из грубого зеленого стекла на подоконнике, которая вызывала у прохожих зависть.

В другой раз госпожа Саулите показала мне пару нейлоновых чулок, первых нейлоновых чулок, которые кто-либо когда-либо видел. Она сунула внутрь руку, растопырила пальцы и поднесла к свету, чтобы я увидела, какие они прозрачные. Женщины в лагере носили заштопанные шерстяные и простые чулки. Как-то в праздничный день я видела шелковые чулки, но их и сравнивать нечего с нейлоновыми. Моя сестра и девочки постарше, с которыми она проводила теперь все время, зашли поболтать с госпожой Саулите и спросили, нельзя ли посмотреть чулки, и она любезно разрешила.

Госпожа Саулите научила меня первым английским словам: «спасибо», «пожалуйста», «я тебя люблю». Но самое замечательное ждало меня впереди. Госпожа Саулите рассказала мне о бытующем в высших кругах Англии обычае проводить конец недели под Лондоном, в прекрасных загородных виллах, окруженных садами.