Женщина в озере

Тюрьма помещалась в новом здании. Серо-стальные стены и двери еще сохранили запах свежей краски, но кое-где они были запачканы табачной жвачкой. Окна под потолком закрывала железная решетка. В одной из камер у стены располагались две стойки с кроватями, на правой храпел какой-то мужчина, укутавшись с головой в теплое одеяло. Очевидно, он спал уже давно. И то, что в камере не пахло спиртным, заставило меня предположить, что заключенный старожил. Я опустился на свободное место. Полицейские ощупали меня, но в карманах рыться не стали. Я закурил сигарету и снова принялся растирать ногу. Боль пронизывала меня до костей. Отвратительно пахло виски, которое я выплюнул на пиджак. Я дыхнул на пиджак дымом. Камера выглядела довольно уютно. Правда, из другой части здания доносился пронзительный женский визг, но у нас было тихо, как в церкви. Женщина продолжала истерически вскрикивать. Голос у нее был резкий, пронзительный, нереальный, напоминающий вой койотов под луной. Потом наступила тишина. Я выкурил две сигареты и бросил окурки в раковину, установленную в углу. Спящий мужчина по-прежнему храпел. Видно, он уже прекрасно освоился в этой гостинице. Я снова лег на койку, застланную двумя темными одеялами. Тюрьма помещалась на двенадцатом этаже новой ратуши. Ратуша была на удивление красивым зданием, а тюрьма по сравнению с другими учреждениями подобного рода – достаточно приятным местом. Да и сам Вай-Сити, по глубокому убеждению его обитателей, был исключительно милым городком. Я частенько любовался тут голубым заливом и пристанью для яхт, тихими улицами, старыми домами, дремлющими под кронами раскидистых деревьев, и новенькими постройками с молодой зеленью вокруг, темными оградами и живописными дорожками. Я был знаком с девушкой, которая жила на Двадцать пятой, очень красивой улице. Сама девушка тоже была красива, и она любила Вай-Сити. Она не думала о людях, проводящих все свое время на пляжах, в береговых ресторанчиках и танцзалах. Она ничего не знала о притонах наркоманов, об узких лисьих харях, выглядывающих из-за газет в тихих холлах отелей, о ворах и налетчиках, о гангстерах и взломщиках, об алкоголиках, альфонсах и сутенерах.

Я встал и подошел к двери. В коридоре горел тусклый свет, там никого не было. Царила полная тишина. Я посмотрел на часы. Они показывали без шести десять. Самое время возвратиться домой, надеть туфли и поразмыслить над шахматной доской. Самое время выпить из высокого холодного стакана и не спеша выкурить длинную трубку. Самое время посидеть на кушетке и, ни о чем не думая, позевать над газетами. Да, неплохо сейчас находиться дома и отдыхать, наслаждаясь ночной прохладой.

В коридоре показался мужчина в голубом мундире тюремщика, он шел, вглядываясь в номера камер. Из окошка в своей двери я увидел, как он остановился передо мной. Отперев камеру, он бросил на меня суровый, столь характерный для полицейского, взгляд.

«Я полицейский, я строг, – казалось, говорил он. – Осторожней на поворотах, иначе мы согнем тебя в бараний рог и остаток жизни ты будешь ползать на коленях. Веди себя тихо, знай свое место, не шути с нами и помни, что мы крепкие ребята. Мы, полицейские, можем сделать все, что захотим, с таким дерьмом, как ты».

– Выходи, – буркнул он.

Я вышел в коридор, он запер камеру и показал мне, куда идти. Мы подошли к стальной двери, он открыл ее, пропустил меня вперед и снова закрыл. Через минуту мы добрались еще до одних стальных дверей. За ними в комнате у барьера стоял и разговаривал со служащим канцелярии де Гармо. Он посмотрел на меня своими светлыми, холодными глазами и спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Отлично.

– Как вам нравится наша новая тюрьма?

– Отличная.

– Капитан Уэббер хочет поговорить с вами.

– Отлично.

– Вы не употребляете других слов, кроме «отлично»?

– Не здесь, – ответил я, – и не сейчас.

– Вы, кажется, прихрамываете? – заметил он. – Вероятно, на что-нибудь наткнулись?

– Да, – ответил я. – На полицейскую дубинку. Она совершенно случайно ударила меня под левое колено.

– Это плохо, – кивнул де Гармо, не моргнув глазом. – Соберите свои вещи.

– Они у меня с собой. Их не отбирали.

– Отлично, – сказал де Гармо.

– Вот именно, – согласился я. – Просто отлично.

Служащий канцелярии поднял свою лохматую голову и внимательно посмотрел на нас.

– Если хотите увидеть действительно интересную вещь, – заявил он, – то полюбуйтесь ирландским носиком Кони. Он сейчас похож на свеклу.

– А что случилось? Он с кем-нибудь подрался? – спросил де Гармо.

– Понятия не имею, – ответил полицейский из канцелярии. – Подозреваю, что та же самая дубинка задела его по носу.

– Для работника канцелярии вы слишком много треплетесь, – заметил де Гармо.

– Канцеляристы вообще дьявольски болтливы, – вздохнул его собеседник. – Наверное, потому что они не служат в отделе убийств.

– Видите, сэр, как мы живем? – обратился ко мне де Гармо. – Мы – одна дружная семья.

– Счастливые улыбки играют на наших лицах, – прибавил полицейский канцелярист, – а руки высоко подняты в знак приветствия, и в каждой из них полицейская дубинка.