Воздух был теплым и немного душным, как бывает по вечерам в непроветриваемых помещениях. Бутылка виски на круглом столике была почти пуста. Рядом стояла полная бутылка и ждала своей очереди.
В медном сосуде для льда было немного воды. Кроме того на столе стояли две использованные рюмки и сифон с содовой водой.
Я привел дверь в первоначальное положение и прислушался. Если Лэвери нет дома, то можно было бы использовать случай и осмотреться. Против него не имелось особенных улик, но, вероятно, было все же нечто, мешавшее ему обратиться в полицию.
Электрические часы на каминной доске тикали легко и сухо, издали послышался звук автомобильного сигнала, высоко над каньоном было слышно гудение самолета, а между всем этим – тихое гудение холодильника в кухне.
Я пошел дальше по комнате, не переставая прислушиваться к разным звукам, которые возникают в доме, даже если в нем нет обитателей. Дошел до перил винтовой лестницы, ведущей в нижний этаж.
На перилах за поворотом лестницы показалась рука в перчатке. Она не двигалась.
Потом она шевельнулась. Сначала я увидел шляпку, потом голову. По лестнице тихо поднималась женщина. Она поднялась почти доверху, но, казалось, еще не видела меня. Это была худощавая женщина неопределенного возраста. Ее волосы были в беспорядке, губы намазаны вкривь и вкось. На щеках было слишком много румян, под глазами – слишком много теней. На ней был синий твидовый костюм, абсолютно не подходивший к красной шляпке, немыслимо косо сидевшей на голове.
Она шла мне навстречу, ничуть не меняя выражения лица. Медленно вошла в комнату, держа правую руку немного на отлете. На левой руке была коричневая перчатка, которую я увидел на перилах лестницы. Перчатка от правой руки была обернута вокруг круглой рукоятки маленького револьвера.
Внезапно она остановилась и вздрогнула, увидев меня.
Из ее губ вырвался тихий испуганный возглас. Потом она захихикала, это было высокое нервное хихиканье. Она направила на меня револьвер и стала медленно приближаться.
Я, как завороженный, смотрел на револьвер и напрягал все силы, чтобы не закричать.
Женщина подошла ко мне вплотную. Револьвер был направлен мне в живот.
Она произнесла доверительным тоном:
– Мне ничего не нужно кроме квартирной платы. Дом вроде бы в порядке, ничего не разбито. Он всегда был хорошим, аккуратным жильцом. Я только хотела, чтобы он так часто не опаздывал с квартирной платой.
Вымученный и несчастный мужской голос – неужели мой собственный? – спросил вежливо:
– И давно он уже не платит?
– Три месяца. Двести сорок долларов. Восемьдесят долларов – это очень скромная цена за такой хорошенький домик, а я каждый раз получаю свою деньги с таким трудом! Но все-таки он всегда платит. Обещал мне заплатить сегодня.
По телефону. Я хочу сказать, он обещал мне сегодня утром дать чек.
– Конечно, – сказал я. – По телефону. Сегодня утром.
Я попытался незаметно сдвинуться в сторону. Нужно только постараться подойти к ней поближе и выбить из руки револьвер. Правда, мне еще никогда не удавался этот трюк, но на этот раз не оставалось никакой другой возможности.
А сейчас для этого был самый подходящий момент.
Мне удалось продвинуться дюймов на шесть, но для быстрого удара этого было недостаточно. Я спросил:
– Значит, вы хозяйка этого дома? – При этом я избегал смотреть на револьвер. У меня была слабая надежда, что она сама не понимает, куда целится.
– Конечно! Я миссис Фальбрук. А кто же я по-вашему?
– Я так и предполагал, что хозяйка дома, – сказал я. – После того, как вы рассказали про квартирную плату и про чек. Но я не знал вашей фамилии.
Еще восемь дюймов. Чистая работа. Жалко будет, если она окажется напрасной.
– А кто вы такой, позвольте спросить?
– Я насчет взносов за машину, – сказал я. – Тоже просрочены. Дверь была незаперта, вот я и вошел. Сам не знаю, почему.
Я постарался изобразить такое выражение, какое должно быть у кассира автофирмы, собирающего взносы. Немного брюзгливое, но готовое в любой момент смениться любезной улыбкой.
– Значит, мистер Лэвери и вам неаккуратно платит? – спросила она с озабоченным видом.
– Да. Не очень, так, немножко, – сказал я успокаивающе.
Вот сейчас позиция была правильной. Нужно было просто быстро прыгнуть.
И больше ничего не надо – только быстрый удар, чтобы револьвер отлетел в сторону. Я начал поднимать правую ногу с ковра.
– Ах, вы знаете, – сказала женщина, – это так странно... с револьвером. Я нашла его на лестнице. Эти штуки такие грязные, вечно в масле. А дорожка на лестнице – настоящий светло-серый велюр. Довольно дорогая!
И она протянула мне револьвер.
Моя рука протянулась за ним, она казалась твердой, как яичная скорлупа, и почти такой же хрупкой. Я взял револьвер. Она с отвращением понюхала перчатку, которой перед этим была обернута рукоятка. При этом она продолжала говорить тем же трезво-благоразумным тоном. Колени у меня начали понемногу расслабляться.