Перед Камарели предстал совершенно другой человек. В нем было что-то и от прежнего Вайсмана, но что-то одновременно резко изменило его лицо. Камарели вдруг понял: глаза! Да, глаза меняли его. Они сияли, горели необыкновенным огнем, они напоминали что-то очень знакомое… Словно он когда-то, где-то видел эти глазка… Камарели взглянул на Геду Нуавэ. Неужели?.. Да, да, с экрана на него смотрели такие же необычайные, странно лучистые глаза! Камарели еще раз взглянул на Вайсмана, и потом — на марсианку. Нет никаких сомнений! Вайсман пришел оттуда, откуда глядела на него Геда Нуавэ!..
Мысли стаей вспугнутых птиц закружились в голове. Надежда, радость, восторг волной захлестнули его и умчали в неведомые дали мечты. Фантазия становилась реальностью, сновидение — явью… Лицо Камарели пылало, в ушах шумел эфир — или это кровь бушует и бьется, как морской прибой?.. И вдруг опять зазвучал голос, мелодичный, грудной голос Геды. Камарели никогда в жизни не слышал такую красивую английскую речь, никогда еще не пели так мягко, звонко и нежно тяжелые английские слова.
— Вайсман ушел вместе с черными очками, — говорила Геда. — Рядом с вами Ленгор Каро, марсианский инженер, организатор первой Обрайн-экспедиции.
— Ленгор Каро! — повторил Камарели, оборачиваясь к Вайсману.
Вайсман почтительно склонил голову, как это обычно принято при первом знакомстве.
— Теперь разрешите вас оставить, — с улыбкой сказал он. — Беседуйте без меня. — Вайсман подошел к столу, выдвинул ящик, вынул из него толстую синюю тетрадь. — Вы, безусловно, хотите получить объяснение всего происходящего. Вот мой дневник, — он указал на тетрадь. — Прочтите его — и с тайны упадет последний покров.
Когда Вайсман покинул лабораторию, Камарели снова обернулся к экрану. Оттуда ему улыбалась Геда Нуавэ.
— По-вашему было 11 сентября, — услышал он.
— Да, помню.
— Теперь вы хорошо себя чувствуете?
— Хорошо, спасибо.
— Вас спасла диванная подушка, не то вы бы сильно ушибли голову. Я тогда очень испугалась. — Она вдруг смущенно потупила взгляд.
Камарели еще ближе подошел к экрану.
— Скажите мне, хотя бы в двух словах, с какой целью Каро был послан на Землю? — голос Камарели звучал умоляюще.
— Вы узнаете это из его дневника.
— Не со злым умыслом пришел он к нам?
— Прочтите его дневник.
— Ну, хорошо, скажите хоть, вернется ли Каро на Марс?
— Вернется.
— Когда? После 25 ноября 1933 года?
— Прочтите его дневник, и вы узнаете, что думают обо всем этом санорийцы.
— А кто такие санорийцы? — вопросам Камарели, каталось, не будет конца.
— Марсиане, обитатели Марса.
— Санор — это Марс?
— Да.
— А что такое Обра?
— Ваша планета, Земля.
— А обран?
— Обран — люди Земли.
Молчание.
— Кто вам Каро? — внезапно спросил Камарели.
— Я не понимаю вашего вопроса…
— Каро ваш брат, друг, коллега, — кто он вам?
— Прочтите дневник, — снова сказала Геда и улыбнулась.
Камарели тоже улыбнулся, глядя на нее счастливыми глазами.
— А кто я вам? — спросила в свою очередь Геда.
Ему хотелось сказать ей что-то очень значительное, важное, что-то такое, что сразу бы раскрыло перед ней его чувства, Он просто не понимал, как вмешало его сердце столько счастья. Но, казалось, он вдруг забыл все слова на свете.
— Геда Нуавэ!.. — только и смог произнести он.
— Гурген Камарели! — медленно, чуть нараспев, отвечала Геда.
— Геда! — шептал Камарели.
— Камарели!.. Что такое Камарели? — вдруг спросила.
— Фамилия.
— А что она значит?
— Ничего. А Нуавэ?
— По-вашему это — «девятиокая».
— Почему вас так называют?
— Прочтите дневник Каро, — последовал все тот же ответ.
Камарели хотелось сейчас же, не откладывая, прочесть этот таинственный дневник, но он никак не мог оторваться от экрана.
— Вы знаете, почему я потерял сознание тогда, 11 сентября? — спросил Камарели, и сердце его дрогнуло — столь многого ждал он от ее ответа.
— Знаю. — Геда с нежностью смотрела на него.
Казалось, их разделяет лишь это вот стекло, толщиной в десять сантиметров. Так ясно Камарели видел каждую черточку ее лица, так близко от него были эти яркие полные губы, эти полыхающие огнем глаза, тонкие брови и белый высокий лоб с пышными, темными с позолотой волосами. Трепетали ее черные ресницы, бились тонкие голубые жилки на висках… Камарели даже слышал ее дыхание.
Это было непостижимо — женщина, отдаленная от него миллионами километров, стояла сейчас так близко от него, что, казалось, протяни руку — и коснешься ее одежды, ее нежной белой кожи… Но ты ведь знаешь, хорошо знаешь, что ощутишь кончиками пальцев лишь холодную поверхность экрана.
Это было какое-то фантастическое свидание.
— Я люблю тебя, Геда! — неожиданно для самого себя произнес Камарели.
— Я люблю… тебя!.. — донеслось до него из эфира три самых великих слова, какие только создал человек. Внутренним взором увидел он бездну, разделяющую две планеты, но простор этот уже не поражал его, как обычно, — три слова вечной молодости, одинаково прекрасные на всех языках, одинаково сильные в устах юноши и в устах зрелого мужа, победили вечное безмолвие.
Глава восьмая
ГЕДА НУАВЭ